ПСС (избранное)

В результате полмира раком поставил

И долго правил на славу нам.

Лежит проклятая бумага,

Ждет, когда пробьет ее час.

Ни Мадонна, ни Леди Гага

Не вступятся за нас.

Пока мы сражаемся за педерастов

И за экспорт сирот,

Исподтишка отбирают у нас тут

Право пить водку в рот.

Хрен с ним, боритесь с геями,

С усыновленьем сирот,

Но не будите змея,

Который вас всех сожрет.

Если у нас человек не выпьет,

Может случиться насилие.

Вы что, хотите русский Египет

Или русскую Сирию?

Этак с криком: «Начальство на кол!»

На просторы родных болот

Выйдет не субтильный креакл,

А весь трудовой народ.

Короче, депутаты, такое дело

Надо спасать шестую часть суши.

Не бойтесь убивающих тело,

А бойтесь убивающих душу.

Принцесса получаса

Всеволод Емелин о героине нашумевшей истории усыновления

Юлии Кузьминой.

Когда я опускаю руки

И цепенею с перепою,

Я думаю, чего ж вы суки

Творили с девушкой пскопскою.

Вы, вырвавшие из среды

Ее привычной обитанья,

Добились краха и беды

Того невинного созданья.

Она стеснялась, роза дикая

Прожекторами ослепленная,

А за спиной ее хихикали

Путаны телевизионные.

Отлично понимали вы-то,

С ТВ циничные мерзавцы,

Карета превратится в тыкву

Как только простучит двенадцать.

Была на полчаса принцессой,

Потрогала минуту славы,

И вот акулы желтой прессы

Летят на след ее кровавый.

А я уныло в блогах роясь,

На офисном скрипучем стуле,

Я б лучше сел на скорый поезд

И там с тобою выпил, Юля.

И я маячил на экране,

И мне шла козырная карта,

И я топил тоску в стакане

На липком столике плацкартном.

И я томил свое похмелие,

Несясь сквозь синие метели,

Молчали мягкие, купейные,

В плацкартных плакали и пели.

Гудел прокуренный вагон,

Меня снимали с эшелона

И выставляли на перрон,

Грозя параграфом закона.

И я стоял на полустанке,

А мимо поезда летели,

Мечтая, где достать полбанки,

И ощущая слабость в теле.

И жизнь моя прошла напрасно,

Как электричка «Чехов-Тула».

Мигнула семафором красным

И обманула, обманула…

Попридержи стакан бумажный,

А я его наполню снова.

И мы на рельсы рядом ляжем

Как эта Анна у Толстого.

Под беспощадные колеса

И под скрипящие рессоры

Я лягу словно знак вопроса

И ляжешь ты с немым укором.

Убита славою непрошенной,

Несбывшегося ожидая.

В цветном платке на косы брошенном

Красивая и молодая.

Россиянофобия

Всеволод Емелин о народе-дикаре и цивилизованной власти

Как же все-таки мне обрыдло,

Такому нежному и осиянному,

Жить среди убогого быдла,

Именуемого сейчас россиянами.

Они завистливы к чужому богатству,

Они ленивы и безынициативны,

Они равнодушны к равенству и братству,

Да и просто ужасно противны.

Они не любят нацменов и п*дарасов,

Быт их бессмысленен и жесток,

Их не радует количество кубометров газа,

Продаваемого на запад через Северный и Южный поток.

Дай им волю – сами себя угробят,

Нельзя отпускать вожжи,

Их радует сообщение о пожаре в грозненском небоскребе

И расстраивает известие об освобождении Полонского в Камбодже.

Им неизвестен элементарный страх,

Они не просчитывают простейшие результаты –

Ведь деньги на ремонт небоскреба, которые даст Аллах,

Вычтут из их невеликой зарплаты.

Они не очень религиозны,

Редко выстаивают обедни,

Но требуют уголовной кары серьезной,

Едва речь заходит о панк-молебне.

Им наплевать на права и свободы,

Для них понятия важней закона,

Они отказывают в дружбе народов

Бойцам расквартированного в Москве чеченского ОМОНА.

Хорошо хоть над этими зверюшками

Бьются, неизвестно на что надеясь,

Президент и правительство, которые, по словам Пушкина,

Есть в России единственный европеец.

Нетрезвая площадь

Всеволод Емелин о протестующих в Турции

Мы тут сидим как придурки,

Не ропщем.

В то время как даже турки

Вышли на площадь.

Привел народ в исступление

Их парламент – реальная дурка,

Всё как в стихотворении

М. Ю. Лермонтова «Жалобы турка».

«Там за утехами несется укоризна…»,

Там нельзя на улицах обжиматься,

Там справляется тризна

По успехам цивилизации.

Там сажают за оскорбленные чувства,

Там урезают заплату артистам,

Там преследуют современное искусство

И свободу не дают журналистам.

Там производят точечную застройку,

Уничтожая зеленые насаждения,

А люди требуют гласность и перестройку,

И вернуть им всякие наслаждения.

Поднялось население,

Вышла вся Анатолия

Против ограничения

Продажи алкоголия.

Против их фарисейской власти

За право курить кальяны,

За право человека на счастье,

За право его быть пьяным.

Встали проспекты и переулки

Против лживых блюстителей чужой морали,

Поправших заветы великого Ататюрка,

Славного паши Мустафы Кемаля.

Люди употребляют спиртные напитки

Не скрывая радостные лица,

Разбирают тротуарную плитку

И кидают ее в полицию.

Гудит вся Турция словно улей,

Кипит возмущенный разум,

Его не напугаешь резиновой пулей

И не отравишь горчичным газом.

А российские власти что бы ни натворили,

Выйти на площадь слабо нам с грыжей.

Наш герой – экономист Гуриев,

Оставшийся на ПМЖ в Париже.

В огромной стране под названием Наша

Тихо порадуюсь я за турок

Выпью за них сто граммов «Бульбаша»

И затушу свой последний окурок.