ПСС. Том 17. Произведения 1863, 1870, 1872-1879, 1884 гг.

Въ Тверскую[221] заставу на небольшихъ на дужкахъ санкахъ, на чаломъ сытомъ меринѣ въѣхали два мужика изъ села Покровскаго. Мужики эти были два брата Посошковы, Раманъ и Иванъ. Они ѣхали въ Москву къ хлѣбоѣдцу и знакомцу давному, отцу Авраамію, строителю Андреевскаго монастыря.

Посошковы работали на монастырь столярную работу и ѣхали свести счеты и получить деньги.[222] Караульные на заставѣ были стрѣльцы…. полка. Десятской зналъ Посошковыхъ и поздоровкался съ братьями.

— Здорово живете, Елистратъ. Да вотъ дѣльцо есть до Отца игумна Андреевскаго. —

— Какъ дѣловъ не быть.

— Да на денекъ нынче…[223]

— А это чтожъ <палятъ>? — спросилъ Иванъ, прислушиваясь къ раскатамъ пальбы.

— У Царя гулянье. Азовъ празднуютъ.

— Такъ, — сказалъ Иванъ и посмотрѣлъ на брата.

Меньшой Иванъ былъ мужикъ невысокій, <кремнястой,> сухой, рыжеватый, съ маленькой бородкой и <весь> конопатый. Старшій Романъ былъ повыше, съ длиннымъ носомъ и длинной бородой. Романъ, какъ глядѣлъ на ворота, такъ и не спустилъ глазъ и ничего не сказалъ. —

— Такъ, такъ, — гуляетъ. А нынче дни прощеные. Приведетъ ли Богъ вернуться. Прости Христа ради, дядя Елистратъ.

— Богъ проститъ. Простите и насъ грѣшныхъ.

Романъ медленно приподнялъ высокую шапку, поклонился Елистрату, потомъ перекрестился, надѣлъ [шапку] и тронулъ лошадь по раскисшей отъ оттепели въ проѣздѣ дорогѣ.

Д.

[РАЗГАР ВЕЛИКОЙ СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ.]

* № 24.

Въ 1708-мъ году <Святая> Пасха приходилась [4] Апрѣля. Весна была ранняя и дружная. <Въ недѣлю прошли рѣки и бугры> и на Страстной еще начали пахать, Ржи вскрылись изъ подъ снѣга зеленыя и ровныя безъ вымочекъ. Зазеленѣлась осенняя травкa, стала пробивать новая, скотину уже выпустили на выгоны, и мужики поѣхали пахать и свою и господскую и радовались на мягкую и разсыпчатую раздѣлку земли подъ овсяный посѣвъ. Бабы и дѣвки и на мужицкихъ и на барскихъ дворахъ, — развѣшивали по плетнямъ платье и мыли въ несбѣжавшей еще снѣговой водѣ порты, холсты, кадушки, столы и лавки, готовясь къ празднику. Было тепло, свѣтло, весело. Птица еще не разобралась по мѣстамъ и все еще летѣла надъ полями, лѣсами и болотами. На выгонѣ кричали ягнята, въ полѣ ржали жеребята, отъискивая <запряженныхъ въ сохи> матокъ; чижи, жаворонки, щеглята, пѣночки со свистомъ и пѣснями перелетали съ мѣста на мѣсто. Бабочки желтыя и красныя порхали надъ зеленѣющими травками, пчела шла на ракиту и носила уже поноску. Молодой народъ работалъ и веселился, старые люди и тѣ выползли на солнышко и тоже, поминая старину, хлопотали по силѣ мочи. Если и было, <какъ всегда бываетъ> у людей, горе, болѣзни, немощь и смерть, ихъ не видно было, и въ поляхъ и въ деревнѣ всѣ были радостны и веселы.

Въ <самый> чистый четвергъ ввечеру вернулся домой въ Ясную Поляну молодой мужикъ Василій, Меньшовской барщины, изъ Воздремы[224] подъ засѣкой. Онъ былъ тамъ въ работникахъ въ бондаряхъ и тамъ услыхалъ о пріѣздѣ Крапивенскаго воеводы съ наборщикомъ. Воевода съ наборщикомъ ѣхали забирать рекрутъ старыхъ наборовъ.

Василій видѣлъ, какъ на барской дворъ въѣхали на 6 тройкахъ съ солдатами, и <послали собирать народъ>. Дядя Савелій ходилъ на барской дворъ и узналъ, зачѣмъ пріѣхали. Онъ былъ сватъ Васильеву отцу Анисиму, велѣлъ Василью бѣжать домой и дать слухъ. Василій, какъ былъ босикомъ, въ обѣдъ бросился бѣжать, да не дорогой, чтобъ не остановили, а пробѣжалъ задворками на пчельникъ, съ пчельника въ засѣку, да засѣкой чертой къ Ясной Полянѣ. Прибѣжалъ онъ въ полдни. Дома никого не было, кромѣ бабъ. Мужики пахали. Онъ побѣжалъ въ поле, нашелъ своихъ у Чернаго верха. Отецъ его Анисимъ и братъ Семенъ пахали. Увидавъ Василья, всѣ мужики, пахавшіе вблизи, побросали сохи и окружили Василья. Василій разсказалъ, что видѣлъ и слышалъ. Василій былъ[225]

21 года, года два женатый. <Дѣтей у него еще не было.> Онъ былъ 2-й сынъ Анисима и любимый. Начальство и всегда было страшно мужикамъ, но теперь было особенно страшно. Съ 1705 по 1708 [годъ] было 5 наборовъ солдатъ и рабочихъ, и съ 5 наборовъ должно было сойти съ 23 дворовъ Ясной Поляны 6 человѣкъ, а изъ ихъ деревни поставили только 2-ихъ. Однаго двороваго поставила Бабоѣдиха, да однаго Василій Лукичъ Карцовъ, а 4 были въ недоимкѣ. Въ прошломъ году наѣзжалъ комисаръ, да Бабоѣдиха отдарила его и не поставила, съ Карцова не слѣдовало, съ Абремовой взять было нечего, а съ Дурновской и Меньшовской тогда взяли двухъ, Сергѣя Лизунова, да Никифора, но одинъ Сергѣй ушелъ, и теперь были въ деревнѣ; поэтому теперь и Меньшовскимъ и Дурновскимъ должно было придтись плохо. Расчитывали мужики, что бѣглыхъ возьмутъ, да за укрывательство передерутъ всѣхъ, да еще остальныхъ 4-хъ не изъ кого, какъ изъ нихъ возьмутъ.

Земля тогда вся была черезполосная и мужики разныхъ барщинъ пахали вмѣстѣ. Въ Чертовомъ верху, куда прибѣжалъ Василій, пахали Меньшовскихъ 4-е, Дурновскихъ — двое и Бабаѣдихиныхъ 8 сохъ. Мужики уткнули сохи, завернули лошадей, которые и борозды не дошли, и собрались всѣ около Анисима.[226]

* № 25.

1.