Птичий город за облаками

Анна цепляется за кирпичи, Гимерий отводит лодку от стены. Под ногами только черная вода, святая Коралия весть какая глубокая, святая Коралия весть какая холодная и кишащая святая Коралия весть какими чудовищами. Путь один — вверх.

Каменщики и время оставили там и сям выступающие торцы кирпичей, так что лезть нетрудно, и, несмотря на страх, ритм подъема успокаивает Анну. Ухватиться одной рукой, другой, найти опору для правой ноги, для левой. Скоро Гимерий и вода исчезают в тумане, и Анна карабкается, как будто по лестнице в облака. Если не бояться совсем, утратишь внимание, если бояться слишком сильно, тебя парализует. Ухватиться, подтянуться, толкнуться, ухватиться.

С веревкой и мешком на шее Анна взбирается по слоям ветхого кирпича, от первого императора до последнего, и вскоре видит отверстия, про которые говорил Гимерий: ряд водостоков, украшенных львиными головами, каждая размером с саму Анну. Она подтягивается и залезает в открытую пасть, потом, упираясь коленками, проползает по жидкой грязи.

Мокрая, перепачканная, Анна слезает в то, что века назад могло быть трапезной. Где-то в темноте скребутся крысы.

Замереть. Прислушаться. Стропила сгнили, почти вся крыша провалилась, и в лунном свете, сочащемся сквозь туман, Анна видит посередине помещения стол длиной со всю Калафатову мастерскую. Он завален обломками, среди которых вырос целый сад папоротников. На одной стене шпалера, загубленная дождями; когда Анна приподнимает нижний край, незримые существа убегают глубже в темноту. На той же стене она нащупывает ржавую металлическую скобу, вероятно для факела. Может ли эта вещь что-нибудь стоить? Гимерий говорил про забытые сокровища, и Анне представился дворец Алкиноя. Однако тут вряд ли есть что-нибудь ценное, все испорчено временем и непогодой. Это царство крыс, а игумен, который за всем тут надзирал, умер лет триста назад.

Справа от Анны зияет отвесный провал, однако, приглядевшись, она видит, что это лестница. Идет осторожно, держась за стенку; ступени поворачивают, лестница раздваивается, потом раздваивается еще раз. Анна на пробу заглядывает в третий коридор — там в обе стороны тянутся ряды монашеских келий. Вот кучка чего-то — возможно, костей. Шорох сухих листьев. Трещина в полу, готовая поглотить Анну.

Она поворачивается, делает шаг, и в призрачном лунном полумраке время внезапно путается. Как долго она здесь? Уснула ли Мария или в страхе ждет, когда Анна вернется из нужника? По-прежнему ли Гимерий под стеной и хватит ли длины его веревки? А может, его утлую лодчонку уже поглотило море?

На Анну наваливается усталость. Она рискнула всем и не получила ничего; скоро прокричит петух, зазвонят к утрене, вдова Феодора проснется, возьмет четки, встанет коленями на холодный камень.

Анна кое-как ощупью добирается до лестницы и поднимается к деревянной дверце. За дверцей круглая комнатка. В пролом крыши проникает лунный свет. Пахнет грязью, мхом и временем. И чем-то еще.

Пергаментом.

Там, где потолок сохранился, он гладкий, нерасписанный и ничем не украшенный, как будто Анна забралась в черепную коробку огромного дырчатого черепа. По стенам круглой комнаты, едва различимые в туманном свете, стоят шкафы без дверок от пола до потолка. В некоторых — обломки и мох. В других — книги.

У Анны перехватывает дыхание. Вот кипа гниющей бумаги, вот рассыпающийся свиток, вот стопка вымоченных дождем кодексов в кожаных переплетах. В памяти всплывают слова Лициния: «Однако книги, как и люди, умирают».

Она складывает в мешок десяток манускриптов — больше туда не влезет — и тащит его вниз по лестнице, по коридору, задумываясь всякий раз, когда надо повернуть. Отыскав комнату со шпалерой, завязывает отверстие мешка концом веревки, взбирается по груде камней и проползает через водосточное отверстие, толкая мешок перед собой.

Натянутая веревка пронзительно стонет, пока Анна спускает ее вдоль стены. Когда она уже думает, что Гимерий вернулся в город, бросив ее умирать, его лодчонка возникает из тумана под стеной — Анна и не думала, что лодка и мальчик будут такими маленькими. Веревка ослабевает — это Гимерий снял с нее груз, — и она кидает второй конец вниз.

Теперь слезть. От взгляда вниз ее начинает мутить, поэтому Анна смотрит только на свои руки, потом на ноги, пробираясь через плющ, каперсы и пучки дикого тимьяна. Еще через мгновение она касается банки сперва левой ступней, потом правой. И вот уже она в лодке.

Пальцы у нее содраны в кровь, платье перепачкано, ее колотит.

— Ты слишком задержалась, — шипит Гимерий. — Там было золото? Что ты нашла?