Птичий город за облаками

В шести лигах от дома караван останавливается у деревни, где он родился. Глашатаи объезжают дома и собирают еще людей и животных. Льет дождь, Омир дрожит под накидкой из воловьей кожи, смотрит, как вздувшаяся река несет ветки и пену, и вспоминает, как дед говорил: крохотные ручейки высоко в горах, которые ты можешь перегородить ладонью, сливаются в реку, но эта река, быстрая и бурная, — не более чем слезинка в глазу великого океана, опоясывающего все земли мира и заключающего все, что когда-либо кому-либо грезилось.

Смеркается. Как мама, Нида и дед переживут зиму? Почти все семейные запасы съедены людьми, с которыми он ушел. На арбе позади Древа и Луносвета лежит бо́льшая часть заготовленных на зиму дров и половина ячменя. Дома остались Лист, Шип и коза. Последние горшки с медом. И надежда, что Омир вернется с военной добычей.

Древ и Луносвет терпеливо стоят под ярмом, опустив рога, от спин поднимается пар. Мальчик проверяет им копыта — не попали ли камешки, холки — нет ли порезов — и завидует волам, что они живут одним мгновением, не страшась будущего.

На первую ночевку войско встает в поле. Известняковые глыбы высятся над бивуаком, точно сторожевые башни давно сгинувших народов, в небе с карканьем кружат во́роны. Ветер прогнал тучи, и над головой разворачивается потрепанное знамя Млечного Пути. У костра другие погонщики с самыми разными акцентами говорят о городе, который они идут покорять, называют его Царицей городов, мостом между Западом и Востоком, перекрестком вселенной. То это рассадник греха, где неверные едят младенцев и совокупляются с собственными матерями, то обитель немыслимого процветания, где даже нищие носят золотые серьги, а у гулящих девиц ночные горшки украшены изумрудами.

Старик говорит, что город защищают огромные неприступные стены, и все умолкают. Потом молодой погонщик по имени Махер говорит:

— Зато там женщины. Каждому из нас, даже такому уроду, — он указывает на Омира, и все смеются, — найдется куда сунуть.

Омир уходит в темноту и отыскивает Древа и Луносвета. Они пасутся на дальнем краю луга. Он гладит им бока и говорит, не надо бояться, только непонятно, кого он успокаивает — животных или себя.

Утром они вступают в ущелье черного известняка, и перед мостом образуется затор из повозок. Всадники спешиваются, погонщики кричат, бьют животных бичами и палками. И Древ, и Луносвет обделываются со страха.

Животные испуганно ревут. Омир медленно выводит волов вперед. Мост — скрепленные цепями тонкие бревна без перил или парапета. Скалы, за которые там и сям на немыслимой круче цепляются кривые сосны, обрываются почти отвесно, а далеко под мостом грохочет белая от пены река.

Две запряженные мулами телеги съезжают с дальнего конца моста. Омир поворачивается лицом к волам и, пятясь, вступает на бревна. Они скользкие от навоза, и в просветы между ними, у себя под ногами, Омир видит скачущую по глыбам воду.

Древ и Луносвет неловко вступают на бревна. Мост немногим шире тележной оси. Один поворот колес, второй, третий, четвертый, и тут колесо со стороны Древа соскакивает. Арба кренится, волы останавливаются, дрова падают.

Луносвет напрягает ноги, принимая бо́льшую часть веса на себя, ждет брата, но Древ парализован страхом. Он закатывает глаза, а все вокруг кричат, и мычание эхом отдается от скал.

Омир сглатывает. Если колесо соскользнет еще чуть-чуть, арба сорвется с моста и утащит за собой волов.

— Тяните, милые, тяните!

Волы не двигаются с места. Внизу от речных порогов поднимается туман, птички порхают с камня на камень, а Древ дышит так, будто пытается вобрать в ноздри все окружающее. Омир гладит его длинную бурую морду. Древ прядает ушами, его мощные передние ноги дрожат от натуги и страха.

Мальчик чувствует, как сила тяжести тянет волов и арбу в бездну. Если бы он не родился, его отец не погиб бы, а маму не выгнали из деревни, она могла бы судачить с другими женщинами, обмениваться медом и сплетнями, делиться своей жизнью. Возможно, его старшие сестры не умерли бы.

Не смотри вниз. Покажи волам, что можешь позаботиться обо всех их нуждах. Если будешь спокоен, успокоятся и они. Нависая пятками над бездной, Омир обходит рога Луносвета, прижимается к его боку и шепчет в воловье ухо: «Давай, братец, тяни. Тяни ради меня, и твой близнец тоже потянет». Вол склоняет рога набок, будто задумываясь, разумна ли просьба, мост, небо и скалы повторяются в миниатюре на влажном куполе его огромного зрачка, и как раз когда Омир думает, что все пропало, Луносвет налегает на упряжь, жилы выпирают на его груди, и он втаскивает арбу обратно на мост.

— Молодчина, теперь давай вперед, помаленьку.

Луносвет тянет, Древ идет с ним, ставя одно копыто перед другим на скользких бревнах, и Омир хватает задок арбы, когда та проезжает мимо, и через несколько ударов сердца мост остается позади.