Птичий город за облаками

К тому времени, как они огибают край волнолома и входят в гавань, покров ночи уже приподнимается. Гимерий так налегает на весла, что Анне страшно, вдруг они переломятся. Она вытаскивает из мешка первый манускрипт. Он большой, разбухший от сырости, и когда Анна хочет перевернуть первый лист, тот отрывается. Вся страница в мелких вертикальных черточках. На следующей то же самое — счетные палочки колонка за колонкой. Отметки о получении? Опись чего-то? Анна вытаскивает другую книгу, поменьше. Здесь тоже сплошные колонки одинаковых черточек. Сама книга в пятнах от воды, да еще и обгорела с краю.

У Анны падает сердце.

Сквозь туман сочится бледно-розовый свет. Гимерий ненадолго кладет весла, берет у Анны второй кодекс, нюхает и поднимает брови.

— Это что?

Он рассчитывал найти леопардовые шкуры. Винные кубки из слоновой кости, инкрустированной драгоценными камнями. Анна ищет в памяти, находит там Лициния. Его губы бледными червями шевелятся в гнезде бороды.

— Даже если там нет ничего ценного, кожа, на которой они написаны, все равно стоит денег. Ее можно отскрести и снова пустить в дело…

Гимерий бросает книгу в мешок, пинает его с досадой и вновь принимается грести. Большая каракка как будто парит на зеркале. Гимерий вытаскивает лодку на берег, переворачивает, тщательно сворачивает веревку, вешает на плечо, берет мешок и направляется в город. Анна бредет за ним. Так они идут, словно людоед и его рабыня из детской песенки.

Они проходят через генуэзский квартал, где дома высокие и красивые, многие со стеклянными окнами, а некоторые даже с мозаичными фасадами и узорными балкончиками со стороны Золотого Рога. На входе в венецианский квартал зевают стражники. Они пропускают детей, почти не глянув в их сторону.

Гимерий проходит мимо нескольких лавок, останавливается перед воротами и предупреждает:

— Если будешь говорить, называй меня братом. Но лучше молчи.

Косолапый слуга ведет их во двор, где тянется к свету одинокая смоковница. Дети прислоняются к стене. Кукарекает петух, лают собаки. Анна воображает, как звонари прямо сейчас взбегают на колокольни, тянутся к веревкам, чтобы разбудить город, торговцы шерстью открывают ставни, воришки спешат по домам, монахи совершают первое дневное самобичевание, крабы дремлют под лодками, крачки ловят рыбу на мелководье, Хриса раздувает уголья в очаге. Вдова Феодора идет по лестнице в мастерскую.

Благий Боже, избавь нас от лени.

Ибо прегрешениям нашим несть числа.

Пять серых камней в другом конце двора превращаются в гусей. Они просыпаются, хлопают крыльями, тянут шеи и шипят на детей. Скоро небо уже цвета строительного раствора, а на улице за стеной грохочут телеги. Мария скажет вдове Феодоре, что у Анны насморк или жар. Однако надолго ли хватит такой уловки?

Наконец открывается дверь, и сонный итальянец в бархатной куртке с рукавами до локтя смотрит на Гимерия, решает, что тот не стоит его внимания, и вновь затворяет дверь. Анна в утреннем свете роется в мокрых манускриптах. В первом, который она вытаскивает, страницы так заплесневели, что ни одной буквы не разобрать.

Лициний с придыханием говорил о велени — пергаменте из телячьей кожи, и особенно о той, которую делают из кожи неродившихся телят. Он говорил, писать на велени — все равно что слушать дивную музыку. Однако в этих манускриптах пергамент на ощупь грубый и пахнет протухшим супом. Гимерий прав: они ничего не стоят.

Выходит служанка с кувшином молока, идет мелкими шажками, чтобы не разлить. У Анны от голода плывет в глазах. Она снова напортачила. Вдова Феодора отлупит ее палкой по пяткам, Гимерий расскажет, что она таскала из монастыря кур, у Марии никогда не будет серебра, чтобы получить благословение в церкви Живоносный Источник, а когда Анну вздернут на виселицу, толпа будет кричать: «Аллилуйя!»

Почему жизнь так устроена? Она донашивает старое Мариино белье и латаное-перелатаное платье, а такие, как Калафат, щеголяют в шелках и бархате, и за ними семенят слуги. У чужеземцев вроде здешних есть кувшины с молоком, и гуси, и разное платье на каждый праздничный день. Почему? Анне хочется завопить так, чтобы в доме вылетели стекла, и тут Гимерий вкладывает ей в руки маленький потрепанный кодекс с застежками.

— Это что?

Анна открывает книгу посередине. Это те самые буквы, которым учил ее Лициний. Они ровными строчками тянутся через всю страницу. «В Индии», — написано в книге…

…говорят, есть лошади с одним рогом, и в той же стране водятся однорогие ослы. Из рогов этих делают сосуды для питья, и если кто положит в них смертельный яд и другой выпьет, то ему не будет никакого вреда.

На следующей странице:

Тюлень, как мне сказали, изрыгает из желудка кислое молоко, так что от падучей болезни этим лечить нельзя. Воистину тюлень зловредное существо.

У нее учащается пульс.

— Это, — шепчет она. — Покажи им это.

Гимерий забирает у нее книгу.

— Держи ее другой стороной. Вот так.