Птица солнца

— Они движутся к броду в Сетте. Я был уверен в этом с тех самых пор, как они вышли из холмов в районе Лулуле. — Он помолчал. — Здесь я уничтожу их, — твердо сказал он.

Магон искоса взглянул на него. «Уничтожу» — неуместное слово для полководца, в чьем распоряжении три тысячи человек против тридцати тысяч.

— Мой господин! — крикнул один из военачальников. — Нападение началось!

Хай заторопился к своим советникам.

— Ага! — сказал он с удовлетворением. — Бакмор хорошо выбрал момент.

Пятьсот тяжелых пехотинцев Бакмора ударили во фланг колонны из тщательно подготовленной засады. Любимец Хая выбрал слабое место в защитном строю черных копейщиков. Его топорники прорубились к обозу. Возницы соскочили с повозок и разбежались, женщины побросали с голов корзины с зерном и в панике последовали за возницами.

Нападающие быстро перебили быков и высыпали зерно в гурты. Раздули огонь из глиняных кувшинов, и через несколько минут запас продовольствия армии рабов запылал.

— Смотри! — сказал Хай.

Рабы не остались в долгу. От головы и хвоста колонны отделились отряды копейщиков и устремились вперед и назад согласно классической схеме окружения. Маневр выполнялся не так, как это сделали бы хорошо обученные солдаты, медленно и нечетко, но все же в этой пародии на правильный маневр просматривались признаки верных действий.

— Замечательно! — воскликнул Магон. — Ими командует опытный военный, он читал военные уставы. Твой военачальник должен быть осторожен.

— Бакмор знает, что делать, — заверил его Хай.

В это время пехотинцы Бакмора построились «черепахой», выставили вокруг щиты и двинулись в окружении копейщиков. На считанные минуты они опередили сомкнувшихся врагов. За ними пылал обоз, над деревьями поднялись столбы черного дыма.

— Хорошо! Хорошо! — с облегчением и радостью говорил Хай, хлопая себя по бедрам. — Прекрасно! Теперь пусть вожак рабов докажет нам, что он такой же хороший квартирмейстер, как и тактик. Во вражеском лагере сегодня животы будут пусты. — Он взял Магона за руку и отвел в сторону. — Чашу вина? — предложил он. — Смотреть и ждать — от этого нападает не меньшая жажда, чем от работы топором.

Магон улыбнулся.

— Кстати о вине, высокородный. У меня есть несколько амфор, содержимое которых, я уверен, не оскорбит даже твой всем известный вкус. Прошу тебя поужинать сегодня со мной.

— С величайшим удовольствием, — заверил его Хай.

* * *

Вино оказалось приличным, и после еды Хай и Танит спели для гостей. Это была забавная порнографическая песня, сочиненная Хаем, любовный дуэт Баала и Астарты. Танит правильным чистым голосом исполнила партию богини, подчеркивая наиболее неприличные и двусмысленные места тем, что скромно опускала ресницы, а гости вопили от восторга и колотили по столу пустыми чашами. Хай не обратил внимания на просьбы повторить исполнение и, отложив лиру, перешел к серьезным делам. Он говорил о предстоящем сражении, предостерегая Магона и военачальников от недооценки противника.

— Я чуть не заплатил дорогую цену за эту ошибку, — сказал он им. — Я собирался со всеми своими силами обрушиться на их центр — ведь он оказался податливым, как тесто. Я почуял возможность победить одним ударом, прорвать центр и разделить их надвое. — Хай помолчал и сделал знак солнца. — Хвала Баалу, за мгновение до того, как отдать приказ о наступлении, я получил предостережение богов. — Все сделали серьезные лица, а некоторые повторили знак солнца. Хай продолжил: — Я взглянул на фланги противника, которые, естественно, оказались с двух сторон от меня, и увидел, что они недвижно стоят. Мне показалось, что там собраны лучшие войска противника, и я вдруг вспомнил Канны. Вспомнил, как Ганнибал поймал в ловушку римского консула. — Хай неожиданно смолк, и у него на лице появилось удивленное выражение. — Канны! Ганнибал! — Он ясно вспомнил глиняный ящик с фишками, изображавшими положение войск под Каннами. Вспомнил собственную лекцию, внимательно слушающего черного человека. — Тимон! — прошептал он. — Это Тимон. Наверняка!

Вокруг раскинулась его армия. Огромное сборище черных людей, голодных, встревоженных, беспокойных в ночи. На южных берегах большой реки, как огромные цветы, расцвели костры, и ночное небо приобрело оранжевый цвет. Костры разжигали для тепла, пищи не было. Они не ели уже два дня, после того как сожгли их обоз.

Тимон молча ходил среди своих людей и видел, как они жмутся к огню. От голода они мерзли, перешептывались и стонали, лагерь гудел, как потревоженный улей диких пчел.

Он ненавидел их. Рабы, слабаки. Один из пятидесяти мужчина, один из ста воин. Ему нужно копье, а они гнилой прут. Они медлительны и неуклюжи в своих ответах на стремительные удары врага. Пятьдесят рабов не справятся с одним великолепным воином из тех, что противостоят ему. Ему нужны люди его родного племени. Он научит их всему, что узнал сам, даст им цель, внушит свои мечты о судьбе и мести.