Публикации в журнале «Нева»

Сохранился своеобразный памятник близких отношений Потемкина и Екатерины II. В Большом Петергофском дворце, в так называемой Диванной комнате стоит диван, на котором, как об этом с затаенной гордостью сообщала сама императрица своему французскому корреспонденту барону Мельхиору Гримму, могли, «скорчившись, разместиться двенадцать человек». Правда, в письме к Гримму Екатерина, сознательно или нет, упустила одну пикантную подробность: диван был трофейным и прислан с театра военных действий специально для Потемкина. Так это или нет, проверить совершенно невозможно. Однако, как утверждает М. И. Пыляев, в Петербурге, да и во всей России вскоре после взятия Очакова появилась мода на огромные софы или диваны, загромождавшие гостиные барских особняков. И назывались они «потемкинскими».

Сохранился еще один своеобразный памятник потемкинской любви. Согласно царскосельским легендам, идея создания «Большого каприза» в Екатерининском парке принадлежит Григорию Александровичу Потемкину. Будто бы это он придумал и велел в течение одной ночи осуществить парковую затею в угоду своей капризной любовнице.

Об этом «исполине всех времен», или «некоронованном императоре», как называли Потемкина в столице, слагали легенды и рассказывали самые фантастические истории. У Потемкина было два прозвища. Одно из них породила его фамилия: Князь Тьмы, а другое — Циклоп — появилось благодаря устрашающему и одновременно величественному виду одноглазого гиганта. Согласно легенде, свой глаз Григорий Александрович потерял в пьяной драке. Впрочем, есть легенда, в которой названы конкретные виновники этой драки. Будто бы знаменитые братья Орловы, обеспокоенные тем, что Екатерина оказывает повышенные знаки внимания Потемкину, решили его проучить. Однажды они напали на него и здорово избили. Потемкин лишился глаза и на некоторое время действительно исчез из поля зрения императрицы. И только после разрыва с Григорием Орловым Екатерина вновь призвала его ко двору. Правда, по другой легенде, история с потемкинским глазом имеет другую и совершенно банальную причину. Будто бы во время первой интимной встречи с императрицей Потемкин в темноте неосторожно наткнулся на ее палец.

Между тем, лишившись глаза, Потемкин вовсе не потерял харизматической осанки. Рассказывают, что когда он, исполненный величия, с царственной походкой, появлялся среди гостей Зимнего дворца, в толпе приглашенных начиналось перешептывание. Видевшие его впервые, как завороженные, спрашивали соседей: «Это царь?» — «Какое там царь! — восхищенно отвечали посвященные. — Это сам Потемкин».

Жил Потемкин широко и роскошно. Дом его был открыт, а столы ломились от изысканных блюд и невиданных яств. Согласно городскому преданию, Петербург обязан Потемкину первыми фруктовыми лавками, которые при нем появились на Невском проспекте. Этот вельможа требовал себе к столу свежих вишен, малины и винограда даже зимой. В Петербурге рассказывали, что самому князю уху подавали в «огромной серебряной ванне, весом в семь-восемь пудов». По преданию, «князю готовили уху из аршинных стерлядей и кронштадтских ершей» в кастрюлях, в которые входило до двадцати ведер жидкости. О великолепной потемкинской кухонной ванне из серебра сохранился анекдот, записанный П. А. Вяземским. В Таврическом дворце, рассказывается в анекдоте, князь Потемкин в сопровождении Левашова и князя Долгорукова проходил через уборную комнату мимо ванны. «Какая прекрасная ванна!» — сказал Левашов. «Если берешься ее всю наполнить (это в письменном варианте, а в устном тексте значится другое слово), я тебе ее подарю», — сказал Потемкин. Левашов обратился к Долгорукову, который слыл большим обжорою: «Князь, не хотите ли попробовать пополам?»

О хлебосольстве и гостеприимстве Потемкина рассказывали легенды. Однажды Потемкин пригласил к себе на обед какого-то мелкого чиновника, а после обеда спросил его, доволен ли тот. И услышал в ответ смиренное: «Премного благодарствую, ваше сиятельство, все видал-с». Дело в том, что в то время в богатых домах было принято подавать блюда «по чинам», а приглашенных было так много, что сидевшие на «нижнем» конце стола зачастую так и не дожидались еды и «созерцали лишь пустые тарелки».