Итак, все вокруг хорошо. Но есть слово казалось.
Это слово-сигнал – предупреждение о возможном конфликте того, что, по мнению автора, есть на самом деле, и того, что только кажется. После казалось текст «раздваивается» (вступает в свои права категория времени). Параллельно с темой беззаботного детства («итог» которой подводится упоминанием детского стишка)всё явственнее пробивается тема не только старости, лексически заявленная в заголовке (поседевшая)и поддержанная упоминанием седой головы «доброжелательного» водителя, но и тема уважения, благодарности, всеобщности победы, завоеванной сегодняшними ветеранами.Обратим внимание на то, что городские кварталы проплывали –
глагольная форма несовершенного вида сообщает нам о неспешности, размеренности названного действия, т. е. в данном контексте – движения автобуса (который, в принципе, если бы спешил, мог ехать и побыстрее, и тогда кварталы бы, например, мелькали). Но движение ветерана было объективно медленным: тяжелые шаги, трость в руке… На этом фоне глагольная форма совершенного вида с суффиксом однократности, мгновенности действия – ну– (захлопнул)актуализирует не столько свое грамматическое и прямое лексическое значение (захлопнул дверь), сколько текстовое значение: захлопнул, т. е. положил конец призрачной надежде старого человека на свое место в этой новой жизни не «многоместных автомобилей для перевозки пассажиров» [Словарь русского языка 1985], а частных средств обогащения. Таким образом категория места в тексте приобретает характеристики не реального географического, а социального пространства.Вновь выдвигаются на первый план категории тональности
и оценочности. Объективно в пространстве автобуса ничего, казалось бы, не изменилось: разве что пассажирки могли на самом деле замолчать, прореагировав таким образом на ситуацию. Но солнечное утро-то вокруг автобуса объективно было, как были и башенные краны. Изменилось их субъективное восприятие: свет – померк (но для кого? Как оказалось, не для водителя: он был спокоен), башенные краны – понурили головы. И очки водителя источали нечто, для чего не нашлось оценочного слова в лексиконе автора. Изменилось состояние, но это личностное состояние, не локализованное в субъектном пространстве (например, я не мог, мне было невозможно), приобретает характеристики всеобщего состояния и, следовательно, объективной невозможности: предложение Ехать дальше в этом автобусе не представлялось возможным близко к безличным. Поэтому и оценка стала не авторской, а объективированной: сам номер «242» упрекал в неисправленной двойке по поведению. Автор и читатель таким образом вновь вернулись к теме детства (кольцевая композиция) – но не динамического, радостно-беззаботного, которое повзрослеет и станет в свое время мудрым, а застывшего в своем внутреннем развитии и жестокого, как все, кто обделен даром внутреннего зрения (может, и деталь – темные очки – здесь символична и играет свою роль: это шторки, прикрывающие внутреннюю пустоту). Номинативные цепочки здесь просты, очевидны и неизменны, как четкие декорации спектакля. Переоценивается лишь автобус, превращающийся в средство обогащения, да водитель, становящийся героем в кавычках («героем»)…Резюме
Представленный в лекции взгляд на текст как на систему текстовых категорий позволяет выявить не только формальные показатели связности текста, но и условия реализации смысловой целостности (а также их взаимообусловленность) в каждом конкретном случае. Разработанный механизм анализа текста можно использовать в качестве методических основ реальной практической работы и журналиста, и редактора.
Практикум четвертый
Задание 1.
ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЦЕПОЧКА