Пучина

В день отъезда дона Рафо я испытал смутную тревогу, вестницу близких бед, предчувствие, что разлука может оказаться вечной. Провожая дона Рафо, я разделял уверенность в успехе предприятия, начало которому он должен был положить. Но как туман поднимается к горным вершинам, так в душе моей поднималась тоска, увлажняя глаза, и я с жадностью выпил на прощанье несколько рюмок.

Ко мне вернулось на миг искусственное оживление, но в душе неотвязно звучали отголоски рыданий Алисии, которая, судорожно обняв дона Рафо, с отчаянием в голосе сказала: "С этого дня я остаюсь в пустыне".

Я понял, что, говоря о пустыне, она намекала на мое сердце.

Помню, что Фидель и Корреа должны были проводить дона Рафо до Таме, охраняя его от возможного нападения сообщников Барреры. Там они предполагали нанять верховых вакеро для ловли быков Субьеты и не позднее чем через неделю возвратиться в Мапориту.

"Дом оставляю на вас",- сказал Франко, и я неохотно принял это поручение. Почему они не берут меня с собой? Или они думают, что я не такой же мужчина, как они? Возможно, они превосходят меня в ловкости, но во всяком случае не в отваге и пылкости.

В этот день я почувствовал себя оскорбленным и, обезумев от вина, чуть было не крикнул: "Кто заботится о двух женщинах, живет с обеими!"

Когда они уехали, я вошел в спальню, чтобы утешить Алисию. Закрыв лицо руками, она лежала ничком на гамаке и громко всхлипывала. Я наклонился, чтобы приласкать ее, но она резким движением одернула платье и оттолкнула меня:

- Оставь! Не хватало только видеть тебя пьяным! Тогда у нее на глазах я обнял хозяйку.

- Ты любишь меня, правда? Я ведь выпил всего две рюмки, не так ли?

- А выпьешь с хиной, и лихорадка пройдет.

- Да, любовь моя! Для тебя все что угодно! Все что угодно!

Несомненно, тогда-то Грисельда, выйдя с бутылкой на кухню, и всыпала в вино венгавенгу. Но я крепко заснул у ног Алисии.

В этот вечер я больше не пил.

Я проснулся с тяжелым чувством, хмурый и раздраженный. Из Ато Гранде на взмыленном, закусившем удила жеребце прискакал Мигель. Он разговаривал с Себастьяной в канее:

- Я приехал за своим петухом и хочу попросить у Антонио гитару.

- Здесь теперь распоряжается приезжий. Насчет петуха спроси у него. Гитары не дам - я ей не хозяйка.

Мигель спешился и робко подошел ко мне:

- Этот петух - мой, я хочу привязать его на веревку, скоро петушиные бои. Если разрешите взять его, я подожду сумерек, чтобы поймать его на насесте.

Поведение Мигеля показалось мне подозрительным.

- Баррера ничего не просил передать?

- Вам - ничего.

- А кому же?

- Никому.

- Кто тебе продал это седло? - сказал я, узнав седло, украденное у меня Пипой.

- Сеньор Баррера купил его у человека, который приехал из Вильявисенсио недели две назад и сказал, что продает седло, потому что лошадь у него издохла от змеиного укуса.

- А как зовут этого человека?

- Я не видел его. Слышал только, как он рассказывал.

- А ты всегда пользуешься седлами Барреры? - вскричал я, схватив его за шиворот.- Если не признаешься, где он, куда спрятался, я изобью тебя до полусмерти! А если честно ответишь на мой вопрос, я дам тебе петуха, гитару и два фунта.

- Пустите меня, я все открою вам по секрету.

Я отвел Мигеля к изгороди.

- Баррера остался ждать по ту сторону леса. Он не увидел условного сигнала - плаща, повешенного на заборе, красной подкладкой наружу. Поэтому он и послал меня, чтобы я, если путь безопасен, расседлал коня и ждал его. Он приедет вечером, а я, чтобы дать ему знак, должен сыграть на гитаре; но я еще не успел переговорить с хозяйкой.

- Ни слова ей!

И я заставил его расседлать лошадь.

Уже стемнело, и только на горизонте солнце оставило за собой кровавый след. Старая Тьяна вышла из кухни с зажженной керосиновой лампой. Другие женщины заунывно шептали молитвы. Я оставил Мигеля дожидаться Грисельды, а сам пошел за гитарой в каморку Антонио. Там было темно. Я снял с жерди гитару и прихватил с собой двустволку.

Когда женщины окончили молитву, я, уже с пустыми руками, подошел к Грисельде:

- Какой-то мужчина спрашивает вас во дворе.

- Это, наверно, Мигелито! Насчет гитары?

- Да, пусть берет. Отнесите ему гитару. Она здесь, в углу, - сказал я.

Когда Грисельда ушла, я тщетно старался прочесть в глазах Алисии следы сообщничества, но она, сославшись на усталость, отправилась отдыхать.

- Пошли бы поглядеть на восход луны, - предложила мне Себастьяна.

- Что-то не хочется, - ответил я.- Когда будет нужно, я позову тебя.

И я незаметно сунул под плащ бутылку вина. Спокойно, ничем не выдавая своих намерений, я сказал Грисельде, как только она возвратилась:

- Себастьяна может лечь здесь, в зале. Я устрою свой гамак на террасе канея. Хочется подышать свежим воздухом.

- Хорошо придумано. В такую жару не уснешь, - заметила мулатка.

- Если хотите, - предложила хозяйка, - отворите дверь настежь.

При этих словах я почувствовал коварное удовлетворение.

Я пожелал Грисельде спокойной ночи и подчеркнуто добавил:

- Мигель предлагает спеть корридо 1. [1 Корридо - песня, частушка.] Я скоро лягу.

Через несколько минут в ранчо погасили свет.