Пучина

А Кларита, освещая пол фонарем, отвечала:

- Выпали две шестерки. Ему везет.

Баррера, притворяясь, что верит женщине, подтверждал ее слова, но то и дело подливал нам бренди. Пьяная Кларита украдкой жала мне руку; захмелевший старик мурлыкал себе под нос непристойную песню; мой соперник иронически улыбался мне сквозь дрожащий свет фонаря; я полусознательно повторял цифры ставок. В комнате было душно. Пеоны, столпившись в дверях, с интересом следили за игрой.

Когда я оказался хозяином почти всей кучки бобов, условно заменявших деньги, Баррера предложил мне сыграть на все и высыпал золото из жилетного кармана.

- Иду на половину - сто быков! - крикнул старик, ударяя кулаком по столу.

Тут я заметил, как мой враг жмет ногу Клариты, и почуял, что готовится мошенничество.

Счастливо пришедшая мне в голову фраза склонила женщину на мою сторону:

- Если выиграю - половина твоя.

Кларита жадно протянула руки над горкой бобов. Рубин на ее кольце загорелся кровью.

Субьета проклял судьбу, когда я обыграл его.

- Теперь с вами, - обратился я к Баррере, стуча костями.

Баррера со спокойным видом взял кости и, пока встряхивал их, подменяя другими, пытался отвлечь наше внимание низкопробными остротами. Но как только он высыпал кости на стол, я тут же схватил их:

- Негодяй, ты подменил кости!

Вспыхнула ссора, и лампа покатилась на пол. Крики, угрозы, ругательства... Старик вывалился из гамака, взывая о помощи. Впотьмах я наносил удары кулаком направо, и налево, туда, где мне слышался человеческий голос. Кто-то выстрелил, залаяли собаки, под напором убегающих людей дверь с шумом открылась, и я захлопнул ее пинком, не зная, кто остался в комнате.

Баррера кричал во дворе:

- Этот бандит приехал сюда, чтобы убить меня и ограбить сеньора Субьету! Он еще вчера подстерегал меня! Спасибо Мигелю, что предотвратил преступление и сообщил мне о засаде! Хватайте негодяя! Убийца! Убийца!

Я из-за двери осыпал его бранью, а Кларита, удерживая меня, умоляла:

- Не выходи, не выходи, тебя изрешетят пулями!

Старик в ужасе вопил:

- Зажгите свет, я харкаю кровью!

Когда кто-то помог мне задвинуть засов, я почувствовал, что моя левая рука в крови. Меня ранили ножом.

В запертой комнате с нами оставался еще какой-то человек, он вложил мне в руки винчестер. Почувствовав прикосновение чьей-то руки, я хотел схватить этого человека, но он прошептал:

- Не трогайте меня! Я кривой Мауко, общий друг!

Снаружи ломились в дверь, а я, перебегая с места на место, просверливал доски пулями, освещая комнату вспышками выстрелов. Наконец, штурм прекратился. Мы остались в зловещей тишине, и я стал напряженно прислушиваться к каждому шороху. Затем осторожно припал глазом к пробитому пулей отверстию. Светила луна, двор был пуст, но временами, неизвестно откуда, доносились голоса и смех.

Боль от раны и опьянение свалили меня с ног. Я истекал кровью, сам не знаю сколько времени, а Субьета и Мауко, забившись в угол, тревожно переговаривались:

- Он при смерти, наверно.

- Воды, воды! Меня ранили! Умираю от жажды, - стонал я.

Под утро они отперли дверь и оставили меня одного. Совсем ослабевший, я проснулся от крика Субьеты, ругавшего нерадивых пеонов, которые не пожелали прийти на помощь хозяину в ночной свалке.

- Спасибо приезжему, - повторял он, - а то бы мне не пришлось об этом рассказывать. Мошенник Баррера подменил кости и обыграл меня. Одна кость упала под стол. Вот, можете убедиться. Она налита ртутью.

- Мы боялись нос высунуть, кругом стреляли.

- А кто ранил Кову?

- Кто его знает!

- Подите скажите Баррере, чтобы духу его здесь не было. У него есть свои палатки - пусть там и живет. Если он не знает дороги, приезжий покажет ее своим ружьем.

Кларита и кривой Мауко явились с котелком горячей воды помочь мне. Они разрезали рукав рубашки, чтобы снять ее с меня, не беспокоя вспухшую руку, а потом, намочив присохшую ткань, обнажили рану, маленькую, но глубокую, задевшую мускулы предплечья. Они промыли рану водой, и, прежде чем приложить припарку, кривой с ритуальной торжественностью объявил:

- Тише, сейчас я буду молиться.

Я не без любопытства наблюдал за этим человеком с землистым лицом, дряблыми щеками и посиневшими губами. Он аккуратно положил на пол свой посох, а на него - засаленную шляпу с обтрепанными полями, вместо ленты перевязанную веревкой из питы. Сквозь лохмотья виднелось отекшее тело, живот вываливался из штанов. Он обернулся к дверям, моргая своим единственным глазом, и заворчал на столпившихся ротозеев:

- Это вам не шутка! Если не верите в заговор, убирайтесь, иначе он потеряет силу!

Зеваки набожно застыли на месте, точно в церкви, после чего старый Мауко, проделывая в воздухе магические жесты, прошамкал надо мной "молитву праведного судьи".

Выполнив обряд, он подобрал шляпу и палку и сказал мне, наклоняясь над бычьей шкурой, на которой я лежал:

- Не давайте болезни сломить себя. Я вас мигом вылечу. Осталась еще одна молитва.