Пучина

- Сеньор Баррера собирается переговорить с вами насчет вчерашнего.

- Пусть и носа сюда не показывает, приезжий не расстается с оружием, и я не хочу больше неприятностей в моем имении.

- Мне сдается,- заметил кто-то, - что это душа покойного Хулиана Уртадо явилась в корраль и напугала стадо. Один из сторожей видел над частоколом белую фигуру с той стороны, где, как говорят, был зарыт Уртадо.

- Все возможно.

- Да, он как-то ночью явился к нам с фонариком в руке, там, где начинается степь; он шел, не касаясь ногами земли.

- А почему вы не спросили у него божьим именем, чего ему надобно?

- Потому что он погасил свет, а мы чуть с ума не спятили от страха!

- Бандиты! - проворчал Субьета. - Так, значит, это вы рылись под рожковым деревом? Жалко, я не влепил вам тогда пулю в спину. Несчастные бродяги!

Когда я вышел во двор, там толпилось много народу, но Барреры не было. Притворяясь ничего не знающим, я прошел в корраль, где несколько человек свежевали раздавленных быков.

- Не помогло даже то, - говорил один, - что я пустил коня во весь опор, обогнал стадо и запел, чтобы успокоить быков. Я ускакал очень далеко, и если б не мой конь, меня бы раздавили.

Несколько минут спустя, возвращаясь в дом Субьеты, я увидел, что возле канея Кларита продает собравшимся ром, разливая его из выдолбленной скорлупы кокосового ореха. Здесь было несколько неизвестных мне людей; из-под плащей у них кричали петухи. Хозяева петухов спорили, заключая пари, точили бойцам шпоры или, набрав в рот водки, опрыскивали им бока, приподняв крыло. Ярко оперенные птицы вызывающе поглядывали друг на друга и, злобно нахохлившись, скребли когтями землю. Субьета вошел под навес, взял уголь и начертил на полу неровный круг. Он сел на свое обычное место, прислонившись к столбу, глотнул из бутылки и предложил, с жестким смешком:

- Ставлю сто быков за красного против желтого. Кларита, высунувшись из-за группы людей, кивала мне головой, давая понять, что пари заключать не надо. Но я с высокомерной небрежностью выступил вперед.

- Я выбираю петуха и ставлю двести пятьдесят голов скота, которые выиграл у вас в кости!

Старик сделал вид, что не слышит.

Тогда кто-то крикнул, показывая сжатый кулак:

- Идет! Десять быков против золота, которое у меня в руке, или против того, что у меня зашито в поясе?

Субьета отказался. Вакеро упрямо настаивал:

- Смотрите, хозяин, - это "орлы" и "королевы", вы зароете их в банановой роще!

- Чепуху плетешь! Но, если золото чистой пробы, я обменяю тебе его на бумажки.

- Нет, так дело не пойдет.

- Дай-ка мне монету, я проверю, не фальшивая ли она.

Старик осмотрел монету со всех сторон жадными глазами, пощупал, звякнул ею и, попробовав на зуб, воскликнул;

- Идет! Ставлю против желтого!

- Но с условием, чтобы кривой Мауко ушел отсюда, иначе он может заговорить петуха.

- Как это я могу заговорить? - протестовал кривой.

Но Мауко заставили выйти из круга, и, как он ни ворчал, его заперли в кухне.

Владельцы петухов взяли их в руки, обсосали им когти и к всеобщему удовольствию натерли шпоры лимоном. Затем по команде судьи поставили птиц на арену.

Хозяин красного петуха, присев на корточки, закричал:

- Ура, петушишка! Глаз красный, клюв опасный, шпоры - шилья, крепкие крылья, грудь колесом, гребень торчком, дерись до смерти, пока не взяли черти!

Петухи гневно оглядывали друг друга, нахохлившись и клюя пол; яркое оперенье на их шеях играло всеми цветами радуги. Они одновременно взлетели, сверкнув в голубом полусвете, и набросились один на другого, старательно увертываясь от удара в голову шпорой или крылом. Под крики зрителей, повышавших ставки, они сшибались в воздухе, сцеплялись в клубок, яростно хрипели, и туда, куда впивался клюв, вонзались в бешеном порыве шпоры; летели перья; капала горячая кровь; звенели монеты, падая на арену; люди восторженно хлопали в ладоши, и желтый петух упал с пробитым черепом, вздрагивая под лапой красного, а тот выпрямился над телом умирающего противника, триумфальным кукареканьем возвестив победу.

В этот момент я услышал конский топот, оглянулся и побледнел: в ворота въезжало несколько всадников во главе с Фиделем.

Появление всадников взволновало не только меня, но и Субьету. Ковыляя им навстречу, он спросил:

- Куда держите путь, ребята?

- Не дальше, чем сюда, - ответил, спешиваясь, Франко.

И он порывисто обнял меня.

- Какие новости в моем ранчо? Что у тебя с рукой?

- Так, пустяки! Разве ты не из Мапориты?

- Мы прямо с Таме, но я еще вчера велел мулату Корреа заехать домой, вызвать тебя сюда и пригнать лошадей. Дон Рафаэль передает тебе привет. У него, слава богу, все в порядке. Где нам расседлать коней?

- Здесь, под навесом, - неохотно ответил Субьета. И он крикнул игрокам: Убирайтесь отсюда с вашим барахлом, мне нужно помещение.

Хозяева забрали своих петухов и в сопровождении зрителей, бренчавших на гитарах и мараках 1, [1 Марака - выдолбленная тыква, наполненная камешками.] направились к палаткам Барреры. Вакеро расседлали лошадей.

- Правда, что вчера взбесился скот?

- А ты откуда знаешь?