Точно так же, как тему старообрядчества игнорировали предшествующие Пыжикову историки, Пыжиков сознательно игнорирует, что называется, другую сторону медали,
а именно резоны политические, дипломатические, экономические и так далее, которые были у, скажем, того же царя Алексея Михайловича, прежде чем он решился на свою реформу. Пыжиков игнорирует другие государственные и политические интересы, связанные с теми же бунтами Разина и Пугачёва, игнорирует часто внешнеполитическую обстановку, которая была очень сложна. Пыжиков игнорирует, собственно говоря, и конфликты внутри нашей элиты, которую он видит монолитной польско-литовской шляхтой, тогда как она, конечно же, не была таковой.В российской власти было несколько партий. Действительно, были и польские выходцы, но были и немецкие, английские, шотландские, французские, итальянские, австро-венгерские дворяне, служащие, которые имели свою точку зрения. В частности, спор между славянофилами и западниками – это тоже спор внутри нашей аристократии. Мы видим, что и русские цари были совершенно по-разному настроены по отношению к Западу в целом и по отношению к отдельным западным странам в частности, равно как и по отношению к Турции были разные подходы и разная политика. Разная политика была и по поводу колонизации Востока, разная политика и по отношению к православию была у каждого монарха и так далее. Все эти тонкости, конечно, Пыжиков предпочитает не замечать в рамках своей концепции.
Публикации Пыжикова, равно как и его лекции на интернет-канале «День ТВ», в студии «Концеп-туал» и на других популярных YouTube-pecypcax с миллионами подписчиков, пришлись на период обострения отношений России и Запада после 2014 года и, что называется, попали в общественный запрос. Популярность концепции Пыжикова в среде, прежде всего, любителей истории, нежели профессиональных историков, сделала Александра Пыжикова, по сути дела, звездой российской исторической науки и серьезно повлияла на общественное мнение. Однако нужно чётко осознавать, что концепция Пыжикова – это классический «перебор», который должен быть уравновешен с другой стороны трудами иных историков, которые будут создавать, учитывая всё сделанное Пыжиковым, более объективную картину российской истории последних столетий.
Резоны царя Алексея Михайловича Тишайшего, когда он затеивал церковную реформу, были самыми разнообразными и уж, конечно, раболепство перед Западом не было никакой движущей силой, тем более что с этим Западом, в лице как раз той самой Западной Польши, Алексей Тишайший долгое время и воевал. Как раз победа над Польшей и усиление влияния России в Европе и в мире ставили вопрос о новой миссии России, о некой, если так можно сказать, «национальной идее» России, с которой можно было идти не только на Восток, но и на Запад.
Предшествующие годы со времен Ивана Великого показывали успехи русской колонизации на Востоке. С христианским крестом наши проповедники и казаки вливали в Россию всё новые и новые народы, и культурное, моральное, духовное превосходство русской цивилизации здесь не подлежало сомнению.Иное дело – Запад, которому невозможно было нести свет христианства, ибо сам Запад считал себя более истинно христианским, чем Россия. Что же тогда нести Западу, если у Запада всё это уже есть? Здесь, собственно говоря, и пригождается идея «иной Европы». Если Запад и Европа являются по своему историческому происхождению римскими и католическими, то Россия и Москва наследуют Византии, наследуют восточной греческой цивилизации и её христианству, христианству более истинному, чем христианство католическое, а значит – и более высокому. Это то, что потом в XIX веке, спустя сто с лишним лет, будут чётко говорить славянофилы в дискуссиях с западниками, но это то, что прекрасно понимал и осознавал царь Алексей Михайлович.
Это была попытка взять на себя гуманитарное историческое лидерство и предложить более высокую и универсальную идеологию всему цивилизованному миру, чем имеющееся на Западе католичество, а вовсе не попытка под это католичество каким-то образом подлезть и подстроиться.