Пуля для звезды. (Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?)

Миновав здание в поисках места для своей машины, Бруно резко затормозил, узнав Жан-Габриэля Эрналя, подъехавшего с противоположной стороны. В кожаном пальто военного покроя цвета хлебной корки, явно сшитом большим мастером, Эрналь с озабоченным лицом торопливо зашагал к подъезду. Первой реакцией молодого человека было заговорить с ним, но тотчас он подумал, что сейчас неподходящее время. Проследив за Эрналем взглядом, Бруно увидел, как тот вошел в здание, предварительно обменявшись несколькими словами с полицейским.

Водитель машины, стоявшей за ним, нетерпеливо засигналил, и Бруно пришлось тронуться с места.

Он проехал авеню Опера, пересек ее, чтобы попасть на улицу Винтадур, там облегченно вздохнул, увидев отъезжавший «рено», и быстро занял его место.

Прежде чем ступить на тротуар, Бруно повернулся к заднему сиденью и порылся там в груде старых вырезок и газет. Вытащив один листок и конверт, на первом он написал: «Это единственный способ, с помощью которого я могу обойти полицейский кордон», а на втором: «Мсье Жан-Габриэлю Эрналю». Крупными буквами он добавил «Срочно» и сунул листок в конверт.

В подобном предприятии можно рассчитывать лишь на симпатию к нему постановщика «Скажите, что мы вышли».

Он вышел из машины и вернулся на улицу Аржантей. Его собратья по перу спокойно болтали и курили. Бруно скупо отвечал на приветствия знакомых ему журналистов и фотографов, и, подойдя к полицейскому, протянул конверт.

— Мсье Эрналь уже приехал?

Тот поколебался с ответом.

— Мне необходимо передать ему письмо, — продолжил Бруно, — это крайне важно.

— Что это еще за штучки? — бросил один из журналистов, почуя его уловку.

Однако бросив взгляд на конверт, полицейский отошел в сторону и пропустил Бруно.

Остальные запротестовали, но больше для проформы, ибо были убеждены, что этому малышу не сделать репортажа века.

Бруно быстро поднялся на третий этаж, где стоял еще один агент, с неменьшим успехом повторил свой трюк и вошел в квартиру.

Паркет, с которого собрали воду, был еще мокрый. В центре комнаты Жан-Габриэль Эрналь разговаривал с мужчиной лет тридцати пяти с энергичным и открытым лицом.

«Несомненно, инспектор», — подумал Бруно, изучая незнакомца, одетого в светлый макинтош и черные мокасины. Эрналь стоял лицом к окну, поэтому журналиста заметил его собеседник.

— Что вам нужно? — спросил он.

Но обернулся Эрналь.

— Я его знаю, — сказал он, шагнув навстречу Бруно, который передал ему пакет.

Разорвав конверт, прочел послание, воздержавшись от комментариев, и сунул бумагу в карман своего пальто.

— Мсье инспектор, представляю вам Бруно Мерли из «Франс Пресс». Это он брал интервью у Франсуазы вчера после полудня…

На лице инспектора появилась заинтересованность.

— Инспектор Дельмас, — представился он, протянув руку. — Не могли бы вы кое-что уточнить…

Бруно принялся рассказывать о своей встрече с актрисой.

— Она не показалась вам неуравновешенной?

— Не слишком.

— Ее что-то беспокоило?

— Вовсе нет. Может быть… ее немного беспокоило сделанное ей предложение. Она о нем упомянула…

Бруно рассказал о «Солнце в ноябре», и реакция Эрналя была такой же, что и накануне у журналиста:

— На телевидении? Это бессмысленно.

— Я ответил ей точно так же… И похоже это вызвало у нее возмущение.

— Может быть, она солгала, — подумав, заметил Эрналь. — Актеры часто рассказывают невесть что, лишь бы их слушали.

— У меня не осталось подобного впечатления, — заметил Бруно. — Впрочем, она назвала имя режиссера, обратившегося к ней. Вы позволите…

Сценарии все так же валялись на диванчике.

Бруно подошел, пролистал их один за другим и нашел то, что искал.

— Дидье Фардель — вот тут записано имя…

— Могу ли я позвонить? — спросил Эрналь у инспектора.

Тот кивнул в знак согласия.

Эрналь набрал номер Дольфо, импресарио был у себя.

— Эрналь… да, я знаю, это ужасно. Я сейчас у нее. Связывалась ли она вчера с вами? Да?.. Спасибо… Да, я вам сообщу.

Он повесил трубку и повернулся к журналисту и инспектору.

Франсуаза действительно говорила вчера вечером со своим импресарио об этом предложении, но он подумал, что она шутит, ибо все права на роман уже проданы американской компании.

— И что следует из этого? — спросил инспектор.

— Я не знаю. Франсуаза, несомненно, что-то не так поняла, но я не верю, что надо придавать этому происшествию какое-то значение… Впрочем, кто мог дать ей повышенную дозу снотворного? Ведь она его принимала каждый вечер вот уже в течение нескольких лет.

— У мадам Констан были враги?

— Враги? — удивленно переспросил Эрналь. — Нет… и я даже думаю, что она сожалела об этом. Безразличие — это то, что хуже всего переносит актер. Ни друзей, ни врагов — она вела затворническую жизнь со времен заката ее карьеры.

— А в сентиментальном плане?

— Тоже нечего сказать, она была откровенна со мной, мы остались близки. В действительности Франсуазу интересовало только возвращение на экран. Но, говоря о врагах, — продолжил Эрналь, — вы допускаете возможность…

Эрналь не смог произнести этого слова.

— Нельзя отбрасывать ни одну из версий, — четко произнес инспектор. — Сможете определить, что пропало из квартиры?