– Так точно, товарищ подполковник. Провести с ней разъяснительную беседу. Доказать, что я уйду, чтобы вернуться. С именем, лицом и телом другого человека.
– Но с прежней душой, – уточнил Двуреченский.
– Но с прежней душой, – повторил Георгий. – Ну и влип я…
Инспектор смотрел на него со смесью жалости и удивления:
– Неужели она действительно так много для тебя значит? Дочь вора, любовница бандита…
Георгий молчал. Викентий Саввич развернул его к двери и слегка подтолкнул в спину:
– Иди, перевари все, что услышал. Я подумаю, как тебе помочь. Но и ты мне поможешь тоже.
– Как? – обернулся консильери.
– Я хотел сообщить все сразу. Но вижу, что тебе надо прийти в себя. Жду здесь завтра утром, к семи до полудня. Сумеешь? Тогда услышишь мой план и поищешь в нем оптимальное место.
– Договорились.
– К Рите пока не ходи, Хряк за ней следит, чтобы она вывела его на тебя. Сними номер в гостинице на краю города, вот тебе другой паспорт. Жду в семь, нам предстоит еще один серьезный разговор.
– Серьезнее этого? – вскинулся Георгий.
– Для меня – да. И еще совет, – инспектор вдруг улыбнулся, – когда будешь объясняться с Ритой, скажи: я приду к тебе с новым лицом и назову пароль.
– Пароль?
– Конечно. Ключевая фраза, по которой она тебя узнает.
– И какая это фраза? – хмуро поинтересовался попаданец.
– «Здравствуйте, я барон Штемпель».
– Ха! Ну, до завтра, – обдумал и согласился Ратманов-Бурлак.
Глава 8
Бугровские миллионы
А за сто лет до описываемых событий другой бурлак тащил по Волге баржу с солью. Неграмотный мужик, сирота, да еще и старообрядец, которых официальная власть и церковь загнали в дремучие леса Нижегородской губернии, нищий оборванец – он почти разменял четвертый десяток, но еще ничего не добился в жизни. А в округе был известен просто как Петруха-балалаечник.
Бойкий, но трезвый и смирный, весной он появлялся на пристани одним из самых первых, еще до прилета жаворонков, лишь только лед на Волге начинал синеть и подтаивать. За плечами – старый мешок, на лямке – ложка да торчащая из мешка балалайка – все, что и было у него тогда за душой.
Но был один коллега по самому тяжелому бурлацкому промыслу, который уже тогда выделял кряжистого нижегородца среди прочих. Сам в артели недавно, явно приезжий, по собственным словам – с верховьев Камы, но особо на эту тему не распространялся. Просил звать его просто – Андреем. Но однажды под воздействием паров браги в местном кабаке проговорился и вдруг назвал себя… Сталкером. Хотя потом и отрицал это.
А в другой раз стояли они с Петрухой на восточной окраине Рождественской стороны Нижнего Новгорода. Смотрели вместе вдаль, где темные потоки Оки разбавляли основное течение Волги-матушки. Наблюдали за разгрузкой соли на казенных складах, разбросанных по окскому берегу вверх по течению. Да за баржами, которые их собратья тащили по реке.
Петруха привычно взялся за балалайку. Какой отдых без песни?
– Дубина, дубинушка… Подернем, подернем… Эй, ухнем… Эх, зеленая, сама пойдет… – заголосил балалаечник.
К слову, знаменитой «Дубинушки», исполнением которой прославился великий бас Федор Шаляпин, тогда еще не было. Как и самого Шаляпина. Но были отдельные напевы про дубинушку у местных бурлаков и лесорубов, которые впоследствии и сложились в известнейшее музыкальное произведение.
Андрей в очередной раз прослушал «Дубинушку» и задумчиво произнес, указывая на ближайшую баржу – или расшиву, как тогда говорили:
– Никогда не задумывался, что сам мог бы управлять расшивой, а не работать на дядю?
– На дядю? – перестал бренчать Петруха.
– Ну, на Шастуна. – Андрей упомянул старосту бурлацкой артели.
– Шастун – большой человек, много весен за плечами, я не знаю другого такого бурлака.
– Ну а ты сколько?
– Сколько-сколько… Я-то грамоте не обучен. Пущай другие считают, – засмеялся балалаечник. – Но всяко меньше его-то.
– Ну да, ну да.
Затем взгляд Андрея, а вслед за ним и Петрухи, упал на ближайший соляной склад, где все это время шла бойкая разгрузка.
– А ты не… – начал было Андрей.
– Эка смущаешь ты меня, Андрюха, – признался балалаечник, улыбаясь. – Сейчас спросишь, не хочу ли я себе такой же склад, да заправлять в нем, как барин…
– А не хочешь? – Провокатор сделал все, чтобы такая мысль уже начала циркулировать в голове бедного крестьянина, мало что зарабатывающего на отхожих бурлацких промыслах.
– Ну, смотри. – Петруха помахал перед ним балалайкой. – Все, что у меня есть, – заплечный мешок да вот это… Пою я плохо, все больше для себя. Ну да есть еще руки да ноги. Только они меня и кормят, не дают с голоду помереть. Никто мне денег на обзаведение не даст, нищий я потому что… А случись с руками чего, придется, наверное, и головой поработать. Тогда уж загадывать не буду, сгину ли совсем с бела света, или найдется какое другое мне применение. Сие – на усмотрение Господа Бога!
– Просто так денег тебе действительно не дадут, а только под заклад, – возразил собеседник.
– Ха-ха! А что мне заложить-то? Медный крестик-чертогон с шеи, а? Пустой у нас с тобой разговор получается, Андрюха.