Инспектор поморщился, но возражать не стал, открыл один из сундуков и начал выгребать оттуда пачки ассигнаций.
– Пятьдесят? А не жирно будет для Скурихина? Ладно, тебе видней. Забирай. Это из твоей доли!
– Само собой разумеется, что не из твоей. Я ж Казаку не все отдам, а лишь часть. Деньги он любит; глядишь, смягчится.
Чиновник уже хотел прощаться, но Георгий его опередил:
– Объясни еще раз, почему ты дезертируешь из конторы?
– Я же говорил.
– Говорил, но неубедительно. Неужели только оттого, что жалованье маленькое?
– Юра, твою мать! Я знаю будущее и при этом сижу на бобах. Подчиняюсь дуракам. Живу на весьма скромное жалованье. А потом уйду на пенсию и начну тихо спиваться. А ведь все в моих руках. Скоро Первая мировая. Американские оружейные фирмы озолотятся. Вот к ним я и пристроюсь. А когда они спустят свои жиры в Великую депрессию, я выйду в первый ряд.
– А ты не боишься, что американские ландаутисты отменят Великую депрессию? – спросил Жоржик.
– Они не могут этого сделать. Запрещено международной конвенцией. Есть ряд категорических запретов. Всем нельзя вмешиваться в ход мировых войн, американцам – в Великую депрессию, русским – в революцию, а евреям – в Холокост.
– А что запрещено англичанам?
– Спасти лорда Китченера.
– Кого?
– Это знаменитый военный лидер Британии. В шестнадцатом году он подорвался на мине, поставленной германской подводной лодкой…
– Все?
– Нет, не все! – внезапно вышел из себя инспектор. – Еще у меня тоже есть любимая женщина! В прошлом! Знаешь, иногда кажется, что эти женщины лучше тамошних, из двадцать первого века… Они любят честнее и крепче. Они надежнее. Порядочнее. Чище. Вернее. Жизнь готовы отдать за своего мужчину. Так что я тебя понимаю.
– Ты говорил о том, что контора будет тебя искать.
– Да, и очень настойчиво. Но у меня паспортов, как у дурака погремушек. Хрен они меня сыщут. Вот тебя насквозь просветят и в задний проход залезут, поищут, нет ли там на меня сведений.
– А как вы связываетесь? – не отставал попаданец, хотя ему давно пора было уходить. – Посылаете почтовых голубей сквозь время?
– Есть специальная аппаратура. Совместная разработка с Израилем, кстати. Я разобью ее о стену, перед тем как исчезнуть. Но как связываться, тебя научат в нашей школе, если решишь перейти в СЭПвВ.
– Разбил телефончик и исчез? А вдруг в тебя вшит радиомаяк? Как в фильме «Вспомнить все». И ребята через несколько лет отыщут тебя на Уолл-стрит, накинут мешок на голову и вернут в Россию?
Двуреченский только хмыкнул:
– Типун тебе на одно место. Иди. Встречаемся здесь через три дня. Будем готовить твое возвращение домой.
Гимназист пришел на склад Нобелей под утро. У ворот его поджидал злой-презлой Гурлюк:
– Где ты опять пропадал, едри твою копалку? Я же велел ждать атамана!
Консильери молча открыл мешок и показал есаулу пачки ассигнаций.
– Ух ты! Это че такое?
– Мой зорик.
– Скоко тут?
– Пятьдесят тысяч.
– Айда к Матвей Иванычу, доложишь.
Скурихин встретил своего пропавшего начальника штаба гневным окриком:
– Опять? Одного раза мало было?
Тот повторил прием: вывалил на стол содержимое мешка.
– Ого… Поясни!
– Перед вами черная касса покойного миллионера-старообрядца Бугрова, – начал Георгий менторским тоном. – Хранилась она в белокриницкой общине, на Рогожском кладбище. Я вызнал и сегодня ночью подломал. Жаль, мало – всего пятьдесят тысяч. Бугров дал им перед смертью втрое больше, но, видать, беглые попы пустили их в торговый оборот.
– Как ты узнал? – несколько сбавил тон полковник.
– От одного болтуна в кабаке, за угощение. Давно уже. Не хотел делать подарок Хряку.
– А мне почему не доложил?
Ратман улыбнулся одними губами:
– И сколько бы вы мне из них отмуслякали, Матвей Иваныч? Нет, я все провернул сам, и дуван мой. Но я хочу из него сдать в отрядную кассу десять тысяч. За прописку.
Атаман посмотрел на есаула, тот состроил гримасу из серии «делай, как считаешь нужным».
– Сыщики за тобой следом не придут? Чисто взял?
– Сыщики не придут, потому как деньги эти тайные, Белая Криница с них подати не платила и заявить в полицию о краже не может.
При этих словах и атаман, и есаул сказали хором:
– Ловко!
А когда Гурлюк ушел, Ратманов обратился к Скурихину:
– И еще, я тут подумал… Может, нам разбежаться на время? Уехать из Москвы. Люди Кошко не успокоятся, безопаснее будет исчезнуть.
– И куда ж ты намылился?
– Да в разные с тобой места, Матвей Иваныч, – впервые обратился к атаману на «ты» начальник штаба. – Деньги есть. А осенью, когда утихнет, опять соединимся. Лично я с Ритой собираюсь в Ялту.
– Дурак ты, Жора, – остановил его Казак. – Близ Ялты Ливадия, там государь живет. Городок напичкан филерами и агентурой дворцовой полиции. Тебя там враз срисуют.
– Ну, тогда в Сочи.
– Что еще за Сочи?
– Город-курорт на Черном море!
– Какой еще город? Есть задрипанный посад Сочи, и в нем единственный курорт «Кавказская Ривьера». Все на виду, тут-то и сгоришь.
Попаданец задумался. Куда ж ему податься?
– Ну, тогда в Пятигорск. Ты не против Пятигорска?
Атаман тронул его за плечо: