Пуля времени

– Эй, Лодыга! Это ж ты! Лодыга и есть. Рожа ты небритая, петух нестриженый! Ты ж помер! А? Братское чувырло! Мужики, это ж Лодыга, мы с ним вместе сидели за ни за что в том году в Бутырке… Ан вон он, живой-здоровый! Хотя вчерась докладали мне, что помер он, пришиблен, а труп его свезли по Владимирской дорожке. Да схоронили за Рогожской заставой. А? Лодыга, ты чего здесь? Никак пожаловал к нам с того света?

Лодыга только грязно выругался. Идти в отказ уже не было ни сил, ни особого смысла. Его рассекретили.

12

В комнате, которую Рите отвели на квартире Веры Холодной, у Георгия состоялся серьезный разговор с подругой. Она же была его инициатором. Рита присела на кровать, посадила Ратманова рядом с собой и взяла за руки.

– Теперь я вижу, что ты окончательно сошел с ума… Либо на самом деле прилетел к нам из другого времени!

Попаданец смог лишь криво усмехнуться в ответ. Он же говорил…

– Давай, рассказывай все с самого начала, – попросила она.

В ответ он почти слово в слово воспроизвел то, что ей уже было известно. Но после углубился в историю… будущего. Описав, кем она будет и как будет жить через пять, десять и двадцать лет.

– Про Советский Союз ты уже слышала, – напомнил он о своем конфузе при декламировании еще не написанных стихов Маяковского. – Это будет огромная страна на месте России, правда… все равно чуть меньше, чем нынешняя империя.

– А куда денется империя?

– Падет. Через пять лет будет революция, и тебе надо быть к ней готовой.

– А что будет с царем? Через год мы празднуем трехсотлетие династии Романовых! А еще отец, перед тем как убиться под колесами телеги, оставил мне в наследство облигацию, у нее срок погашения в двадцатом году.

– Не успеешь. Царя, царицу, цесаревича и всех царевен расстреляют революционеры. Страну накроет кровавый террор, выжить в котором удастся не всем. И потом еще семьдесят лет страной будут управлять большевики.

– Большевики – это которые? Социал-демократы? Маяковский, говорят, к ним принадлежит.

– Ну да, и Маяковский, наверное, тоже. В общем, будет совсем другая власть, совсем другие товарно-денежные отношения, совсем другое все.

– А со мной что будет?

– Вот это вопрос…

– Ты не знаешь, что произойдет с твоей любимой женщиной. – Рита обиделась.

– Я… эээ… – Такая постановка вопроса чуть было не застала его врасплох, пришлось дипломатично увиливать. – Все с тобой будет хорошо, конечно же. Найдешь себя и при новой власти. Ты же будешь уже ко всему готова, предупреждена, внешние условия не станут для тебя сюрпризом. Ну а я тоже оставлю тебе денюжку, только не в царских бумагах, а в звонкой монете, которую отоварить можно будет во все времена.

– А ты сам куда? Бросаешь меня?

– Я не бросаю. Но ты ж понимаешь… Может быть, я еще вернусь… но это неточно.

– Нет, бросаешь! Как это еще назвать?!

– Просто всему и всем свое время, у каждого оно свое. Мой дом – там, твой здесь. Мы не можем быть вместе… только по одной этой причине.

– Предатель!

Рита отвернулась от попаданца. Бросилась лицом в подушку и горько заплакала. А Бурлак-Ратманов не знал, что с подобным делать, ни в шкуре опера, ни в шкуре бандита.

Он посидел еще некоторое время рядом. А потом встал и ушел на крики из других комнат. Может, еще и Есенин подъедет. Хотя, шут его знает, был ли кудрявый поэт уже настолько популярен в двенадцатом году…

13

Лодыга, без парика и накладной бороды, и даже уже почти трезвый, сидел на стуле перед своим атаманом. Немного помятый, в смысле – избитый, но без фанатизма. За его спиной наворачивал круги Копер. Остальные тоже были здесь.

– Не мельтеши, – скомандовал Хряк, и Копер, сделав последний круг, остановился. – Рассказывай.

– А чего рассказывать? – Лодыга, кажется, уже смирился со своей судьбой и не ждал от нее ничего хорошего. – Гимназист наплел мне про то, что я предатель. Ну, неправильно выразился. Что ты решил, что я предатель. И прикончишь меня туто же. Мол, беги, Лодыга, спасайся, иначе в земле будешь.

– А про Казака чего он тебе наплел?

– Про Казака вообще песня! Говорит, Казак поручил ему убить Лодыгу из другой банды. Только так, мол, он докажет, что не капорник. Свяжет себя кровью. Моей. Так что смертушка мне кругом, хоть от твоей руки, хоть от его. Я и сдрейфил.

Хряк переглянулся с Копром. Тот чему-то кивнул.

– Не врешь?

– А чего мне врать-то? Все равно порешишь!

– Порешу – не порешу, это мне решать, Лодыга. Но если ты соврал, смерть твоя будет медленной и мучительной.

– Да уж побыстрее бы…

– Это мы можем устроить, да, Копер?

– Мгновенно, как комар укусит.

– Во-во. Но перед тем, как тебя порешить… А может, и нет, прости Господи… – Хряк повернулся к «красному углу» бандитской избы, где стояла икона, иконы тогда были у всех, и трижды перекрестился на старообрядский манер, двумя перстами. – Ты еще сослужишь мне небольшую службу.

– Это какую же?

– Сходишь к Казаку и докладаешь ему то же самое. Как Гимназист, еловая кожа, сосновая рожа, его обманул. Хотел двух «иванов» лбами столкнуть да одного честного человека едва не умерщвил.

– Это кого это? – не понял Лодыга.

– Тебя, анафему!