Пулковский меридиан

Снаружи нетерпеливо стучали; слышалось несколько мужских голосов.

— Товарищи! — крикнула она, выждав минутную паузу. — Граждане! Эта дверь заставлена шкафом. Я тут одна, женщина. Мне его не отодвинуть. Обойдите по черному.

У нее был очень звонкий голосок, когда-то она пела. Ее услышали и поняли сразу. Раздался взрыв недовольных восклицаний. Потом — шаги вниз. Она побежала на кухню, не дожидаясь, открыла дверь и села возле раковины на табурет, зевая, подрагивая от ночного холода, крутя застывшими пальцами махорочную папироску.

Пришли четверо. Человек в коричневой кожанке с большим розовым, звездообразным шрамом на щеке, высокий худой старик с острой бородкой и два матроса (у одного рука была почему-то на перевязи). Резко распахнув дверь, они вошли все сразу. Лиза встретила подозрительный, неприязненный взгляд из-под лба, взгляд одного из матросов.

— Именем Революции! — с мрачной торжественностью сказал, глядя на нее в упор, человек со шрамом. — Именем Революции! В вашей квартире будет сделан обыск. Кто здесь живет, гражданка?

— Пожалуйста… граждане… — насколько могла спокойно и ласково ответила Лиза. — Пожалуйста! Здесь я только и живу.

— Одна? Во всей квартире? — удивился товарищ в кожанке.

— Оружие есть? — вдруг хрипло бросил мрачный матрос, выдвигаясь вперед, но старик тронул его за плечо.

— Погоди, товарищ Фролов…

Лиза пожала плечами.

— Да, одна… Я — вдова… У меня муж командовал полком. Он — кавалерист. Его убили в прошлом году под Псковом. Помните, когда с немцами… Потом здесь еще числится брат мужа. Но он — тоже командир. Он сейчас в Новгороде, в штабе Седьмой армии. Вот я и одна… Оружия у меня нет. Если вам оружие надо, так его — просто нет.

Она улыбнулась.

— Посмотрим… — неопределенно сказал матрос.

— Скажите, — вступился старший (как назвала его Лиза), тот, у которого был шрам, — документы у вас об этом есть? Вот, о муже… и о деверьке вашем? Вы их нам покажите! — Он оглядел ее тоненькую фигурку, узкие плечи, пушистые спутанные волосы. — Вы особенно-то не пугайтесь ничего, гражданка. Это — проверка общая. В одном месте, и верно, ничего нет, а в другом — целый арсенал открывается. Если, бывает, у кого в доме какой-нибудь монтекрист завалялся, — так это с полбеды. А вот вчера из одной сараюшки трехдюймовку выкатили, так уже это — извините! — Он ухмыльнулся, ухмыльнулись и матросы. — Как какую? Обыкновенную. Пушку. Орудие…

Грохоча сапогами, все они прошли в комнаты.

— Впереди идите, впереди! — спокойно приказал женщине старший. В столовой на столе он положил сумку, достал карандаши, бумагу.

— Сколько комнат? Четыре. И кухня? Ну, это… Бывает и больше! Замки, ключи целы? А то придется ломать — нежелательно бы вещи портить.

Обыск начался и, надо отдать им полную справедливость, был очень тщательным. Появились на свет те предметы, которые сама Лиза давно уже считала потерянными или погибшими: мраморное яйцо, на котором ее бабушка когда-то штопала с необыкновенным искусством чулки; плоский пульверизатор для одеколона в виде часиков — Вали Васнецовой, подруги. Но никто не протыкал штыками белья, не бил посуды, не рвал гардин, как ее пугали.

Более того. Чем яснее становилось, что, повидимому, ничего противозаконного в этом доме не будет найдено, тем спокойнее и приязненнее делались даже матросы. Сломать пришлось только один наглухо замкнутый ящик какого-то благотворительного общества. Такие ящики до революции Общество ставило в зажиточных семьях, чтобы в них опускали в виде пожертвования обноски, всякий хлам. Замыкало их тоже Общество.

В ящике нашлись две или три пары стоптанных туфель, ломаный медный подсвечник, кипа старых газет.

— Негусто жертвовали! — с досадливой иронией сказал матрос, больше всех других потрудившийся над взломом.

В гостиной над диваном висел большой квадратный Лизин портрет: писал Сомов много лет назад. Старший сравнил, видимо, портрет с оригиналом.

— Это как же надо понимать? — серьезно спросил он, видимо, несколько удивленный сходством. — Богато, верно, жили до Октября, что картинки с вас списывали?

Лиза улыбнулась ему уже совершенно искренне.

— Это так надо понимать, милый товарищ, — сказала она совсем попросту, — что у меня был художник — приятель. Ну, ухаживал немножко за мной… Вот и написал… красивее, чем на самом деле…

Тогда они все внимательно, с любопытством поглядели на портрет.

— Похоже все-таки! — снисходительно сказал старик. — Ну, видать, помоложе были, посытее…

Обыск кончился уже поутру, часов в шесть или немного позже. Старший сел писать протокол. В протоколе значилось, что в квартире 23, где проживает вдова красного командира Елизавета Трейфельд, ничего достойного внимания обнаружено не было. Смерть бывшего мужа гражданки Трейфельд удостоверена справкой штаба 10-го кавполка за номером… Все.

Закончив излагать это крупными некрасивыми буквами, человек со шрамом размашисто подписался: «Уполномоченный К. Зубков», и передал карандаш Лизе.