Пульс Хибин. Сборник

Драгоценная шкатулка Советской страны, заполярный Кольский полуостров — действительно обогрет пылкими сердцами советских людей!

1980

ДЕНЬ НЫНЕШНИЙ

Юрий Помпеев

В СЕВЕРНОМ ИСПОЛНЕНИИ...

1

Рабочий день мой начинался с восьми утра — по старой прорабской привычке. Каждое утро проводил то в одной, то в другой комсомольско-молодежной бригаде. Признаться откровенно, никогда за свои двадцать три года не занимал я никаких общественных должностей. Разве что в седьмом классе был в составе учкома. И вдруг — комсомольский секретарь стройки.

Расширение и строительство комбината «Апатит» в 1960 году было объявлено Всесоюзной ударной стройкой.

Помню, начал почему-то с того, что возмутился лозунгами. Они были в рифму:

Мир глядит на твое вдохновенье, Дом за домом спеши возводить. Будь песчинкой в великом творенье, Если камнем не хочешь ты быть,

Дальше — больше:

Коли порознь едва различимы,

В сумме будем большою волной. Вместе к стройке несем кирпичи мы, Увлеченные страстью одной.

Я не придумываю, не пародирую — такими они и были, те лозунги, оставшиеся с начала пятидесятых годов, как и нумерованные названия барачных поселков: Первый район, Пятая площадка, Второй район.

На следующий же день после приезда в Кировск я попал на карандаш местного журналиста. Студенческий мой товарищ кореец Ли Пом Мо просил прислать ему логарифмическую линейку в Пхеньян, где с этими линейками было туго. Придя на почту и терпеливо дождавшись своей очереди, сдаю бандероль.

— Вам в какую республику — в Карельскую? — спрашивает женщина средних лет за окошечком.

— Не в Карельскую, а в Ко-рей-скую, — передаю ей по слогам.

Бандероль была принята, но не успел я выйти на крутое почтовое крыльцо, как был остановлен энергичным человеком с густой шевелюрой. Это и был довольно известный на полуострове корреспондент. Через день я прочитал в газете заметку про встречу с «молодым, большелобым инженером-строителем», то есть со мной, которая заканчивалась так:

«Не бомбы и снаряды, а простую логарифмическую линейку посылаем мы в демократическую Корею».

А при въезде на стройку, рядом с паспортом Всесоюзной ударной, красовалось:

Мы строим мир по ленинской программе, Мы все одной решимостью полны.

Ведь каждый гвоздь, вколоченный сверх плана, Удар по поджигателям войны.

Стиль показался знакомым...

Мы начали внедрять другие стихи, стихи-молнии, может, столь же неуклюжие, но зато без размазанного «мы», а по конкретным адресам. Начальнику участка такому-то, под краном с паутиной:

Сначала — крики, просьбы, клятвы: «Подай бульдозер, экскаватор. Там из-за вас горит объект!..» Машину дашь — работы нет.

Еще одному начальнику: «Заказанный вами экскаватор из-за отсутствия фронта работ на таком-то корпусе загружен на 50 процентов.

Товарищ Икс, нас осенило.

Придумали и в жизнь внедрим: Мы вам, чтоб все в ажуре было, Пол-экскаватора дадим.

Суровые порядки порой внедряли. Обращались, к примеру, в Рязань, отсылая восвояси одного инструктора без оплаты командировочных: «У нас — Всесоюзная ударная стройка. Каждый работающий на счету. Очень приятно, что нам помогают людьми строительные управления всего Союза. Но пьяниц, разгильдяев и прогульщиков нам не нужно».

В «Окнах сатиры» по этому поводу красовалось:

С зеленым змием если дружен, Такой инструктор нам не нужен. Кончайте этот «инструктаж», Билет на поезд — и шабаш.

Были мы все-таки реалистами...

Вернувшись из Хибин в Ленинград, я долго не мог обрести душевного равновесия, которое позволило бы оценить и уложить в памяти отрезок жизни, связанный с северной стройкой. Много времени проводил на новой работе, каждый вечер старался чем-то занять, но так живучи и остры были впечатления от короткого, в общем-то, пребывания в Хибинах, что они не оставляли меня ни на секунду. Старался отвлечь себя — и писал почти ежедневно письма ребятам на Север, пытался складывать строчки, а они выходили про Новый город: