Кристина доела бутерброд и облизала губы.
— Геннадий Иванович, у меня нет причин вам сострадать.
Карпов почувствовал, как его только что поставили на место.
— Да, действительно. Я забыл, кто есть кто в этой истории. — Он отодвинул от себя чашку и встал.
— Сядьте, — невозмутимо сказала Кристина. — Где-то должен быть яблочный пирог.
Пока она ходила за десертом, Геннадий Иванович вполне мог уйти к себе, но остался.
— Ваша мама… Что с ней случилось? — спросила Кристина, когда пирог был разрезан и разложен по тарелкам. — Хотя, это, конечно, не мое дело…
— Они ехали на дачу. Вместе с отцом и другими. Маленький автобус от института. Их сбил КамАЗ, выехавший на встречку. Погибли только двое. Мои родители. Они сидели в первом ряду. Погибли не сразу. Мама — на третий день, отец — на седьмой.
— Боже…
Карпов допил из сухой чашки несуществующий чай.
— Дачу я продал. Слишком много воспоминаний. Квартиру тоже хотел поменять. Но решил, что это уже будет предательство. До сих пор там живу.
Повисла пауза. Геннадий Иванович и так сказал больше, чем хотел.
«Сейчас она, конечно, будет говорить, как ей жаль», — подумал он.
Но Кристина сказала совсем другое.
— Знаете, у меня есть для вас профессиональный совет.
— Профессиональный?
— Да. По образованию я филолог. Это вас удивляет?
— Нет. Сейчас мало кто работает по профессии.
— Так вот, совет. Вам нужно писать о людях.
— То есть?
— Пишите о тех, кто вам небезразличен. Это может быть близкий или совсем далекий человек, но тот, без кого вам трудно представить свою жизнь.
Карпов растерялся.
— А… почему?
— Мужской вопрос. Даю вам на него женский ответ: потому что мне так кажется.
Глава восьмая
4 июня
10.32
Накануне вечером Карпов не садился за компьютер, хотя точно решил писать дальше. Пренебрежительная рецензия Лучинского на первый рассказ в конечном итоге только раззадорила его. Когда схлынула обида, а потом унялся очередной приступ самоуничижения и неуверенности в себе, на первый план вышло задетое самолюбие. Он все же напишет рассказ, который понравится кроме него еще хотя бы одному человеку. Впрочем, одному человеку понравилась и «Пирамида».
«Не преувеличивай. Понравился не рассказ — герой», — напомнил себе Карпов.
Вчерашние слова Кристины обнадежили и озадачили его одновременно. Что значит: «Пишите о людях, которые вам небезразличны»? Созданные им персонажи по определению не безразличны автору. Писать о близких? Это уже мемуары. К тому же одних близких у Геннадия Ивановича не стало уже давно, а другие как-то не завелись.
И потом, никуда не деться от условий игры. Кого из тех, без кого он не может представить свою жизнь, отправить в Турцию? Обожаемого им Булгакова? Бред какой-то…
Утро, вопреки пословице, не стало мудренее вечера. Включенный компьютер ничего не изменил. Не было героя, не было истории, не было ничего.
За дверью послышался грохот, а сразу за ним — крик Лучинского. Карпов выскочил из-за стола.
Павел Борисович сидел на полу под лестницей, держась за левую руку. Лицо его перекосила страдальческая гримаса.
— Что случилось?!
— Что случилось? А вы не видите? Я упал с лестницы и, кажется, сломал руку.
— Господи…
В гостиную вбежала Кристина. Оценив обстановку, она склонилась над пострадавшим.
— Дайте, я посмотрю.
— Вы что, еще и врач? Оставьте меня в покое!
Критик попытался отвернуться и тут же вскрикнул от боли.
— Как вас угораздило-то? — Геннадий Иванович с участием посмотрел на побледневшего Лучинского.
— Понятия не имею. Сто раз ходил по этой лестнице взад-вперед, а тут оступился. Нога подвернулась.
— Пить меньше надо, — заметила Кристина. — И ничего не подвернется.
— А это не ваше дело! — огрызнулся критик. — Помогите мне встать, — попросил он Карпова. — Слава богу, левая. И слава богу, я не левша.
— Но как же… — подхватывая Лучинского под здоровое плечо, Геннадий Иванович сообразил, какие последствия может иметь это падение. — Если придется ехать в больницу…
— Не придется, — перебила Кристина. — Врач приедет сюда.
11.02
«Скорая» прибыла на удивление быстро. Видимо, подстанция находилась неподалеку.
— Сильный вывих, — успокоил врач, осмотрев поврежденную конечность. — Когда падали — инстинктивно выставили руку вперед. Вот кисть и подвернулась.
— Вы уверены, что это не перелом? — спросил Карпов.
— Однозначный ответ может дать только снимок, но я пока не вижу в нем необходимости. Сделаем обездвиживающую повязку. Несколько дней покоя — и все должно пройти.
Когда процедура завершилась, Лучинский попробовал подняться с дивана. Внезапно в углу гостиной на полную громкость включился телевизор. Все повернулись к нему.
— Извините, я, кажется, сел на пульт. — Павел Борисович достал из-под себя «лентяйку» и выключил телевизор. — Спасибо, доктор. Можно узнать вашу фамилию? Хотелось бы встретиться с вами в иных обстоятельствах. Я умею быть благодарным по отношению к тем, кто мне помогает.
«Даже здесь не удержался, чтобы не подчеркнуть свою значимость», — с досадой подумал Карпов.
— Мальцев Роман Иванович, — ответил врач. — Насчет благодарности не беспокойтесь. Это мой долг.