Пушкин и императрица. Тайная любовь

Вывод подтверждает «Журнал или поденная записка Петра Великого» (ч I, СПб., 1770 в.), в которой так пишется об этом событии: «По взятии Ниеншанца отправлен Совет, тот ли шанец крепить, или удобнее место искать, и по несколько дней найдено удобный остров, который назывался Люст-Еланд, где 16 майя крепость заложена и именована С. Петербург…». Позднее, когда в крепости был построен собор в честь Петра и Павла, она стала зваться Петропавловской, название же «Святой Петербург» закрепилось за городом, возникшем вокруг крепости.

Феофан Прокопович так же говорит о самом малом, удобном острове Петербургского взморья: «размеры острова удовлетворяли требования: территория его целиком могла быть отведена под крепость, так как лишней земли не оставалось» (см. Соч. Ф. Прокоповича, СПб., 1773, с. 67 и карты Петербурга начала ХVIII века).

Сопоставим теперь с этим пейзаж «Отрывка», как он записан в автографе (3, 2,352).

Когда порой воспоминаньеГрызет мне сердце в тишинеИ отдаленное страданьеКак тень опять бежит ко мне…

(Ср. «Тень Лейлы» стих. «Заклинанье» Болдинской осени)

Тогда, забывшись, я лечуНе в светлый край, где небо блещет

Неизъяснимой синевой… —

(то есть куда звала «Миньона» Пушкина златокудрая героиня Гёте)

Стремлюсь привычною мечтоюК студеным, северным волнам.Меж белоглавой их толпоюСкалу иль остров вижу тамПечальный остров берег дикойУвядшей тундрою покрытИ хладной пеною подмыт.…………………………….…………………………….

Сюда порою приплываетОтважный северный рыбакЗдесь мокрый невод расстилаетИ свой разводит он очагСюда погода волноваяВыносит утлый мой челнок. —

С финалом «Медного всадника»:

Остров малыйна взморье виден. Иногдапричалит с неводом туда

рыбак па лодке запоздалыйи бедный ужин свой варитили мечтатель посетитпустынный остров.Кое-где растет кустарник тощий…(5,483-84)

Итак, Пушкин видит «скалу» иль «остров» – то есть один образ – остров, похожий на скалу. Образ скалы, «венчанной башнями», войдет в стихотворение 1835 г. «Вновь я посетил…», где Пушкин, глядя на смиренное озеро Михайловского, противопоставляет его кипящей гавани военного и торгового Петербурга.

[…] Меж нив златых и пажитей зеленыхОно синея стелется… залив смиренныйНи тяжкие суда торговли алчной,Ни корабли, носители громов,

Ему кормой не рассекают вод,У берегов его не видит путникНи гавани кипящей, ни скалы,Венчанной башнями…(3, 2, 999-1000)

Обратимся к истории города, запечатленной художниками. Известные гравюры Ф. Алексеева, Патерсона и Щедрина вида Петропавловской крепости первой четверти века подтверждают топографию Пушкинского «Малого острова». Действительно, «кой-где растет кустарник тощий», мы видим и «рыбака, причаливающего с неводом туда», и варящего свой «бедный ужин», причем дымок от костра поднимается до часового на башне, замечаем и «чиновника» и «мечтателя», «лодку» и «перевозчика беззаботного», откуда – вариант: «гуляя в лодке посетит…». Смотря на эти гравюры, невольно думаешь, что Пушкин не столько описывал свое впечатление, сколько писал «текст под картинкой».

Он знал, что топография Петропавловской крепости может с годами измениться, но гравюры Зубова, Щедрина и Патерсона откроют потомкам истину финала «Медного всадника», раскрывая тем самым цикличность структуры поэмы: вступление и финал образуют единство места, замкнутый круг поэтики. Как известно, крепость «Святого Петра» в 1703 г. названа в честь апостола Петра – бедного рыбака – факт, имеющий существенное значение для понимания пушкинской философской концепции. «Радостный» остров финского рыболова до Петра I, переходя в «Печальный» остров истории, сохраняет при этом превращении свое первоначальное, вольное природное значение – пристанище бедных рыбаков:

…Остров малыйНа взморье виден. ИногдаПричалит с неводом тудаРыбак на ловле запоздалыйИ бедный ужин свой варит…