Пусть умирают дураки

— Да я же шучу, — возразил я. — Правда. Но знаешь, ты ведь требуешь нереального. Ты хочешь, чтобы я обожал тебя, был по-настоящему влюблен в тебя, относился к тебе как к девственной королеве. Как это было в старые времена. Однако ты отвергаешь те ценности, на которых строится любовь, полностью себя отдающая. Вы хотите, чтобы мы любили вас как Святой Грааль, но жить ты хочешь как освобожденная женщина. И не желаешь признавать, что если меняются твои ценности, то и мои должны меняться. Я не могу любить тебя так, как ты этого хочешь. Как я любил тебя раньше.

Она заплакала.

— Я знаю, — сказала она. — Боже мой, мы так друг друга любили. Ведь я ложилась с тобой в постель даже тогда, когда у меня были адские головные боли. Я не обращала на них внимания, просто принимала перкодан. И мне было хорошо. Мне было хорошо. А сейчас? Если по-честному, ведь секс перестал приносить такое же удовольствие, как раньше?

— Да, перестал, — ответил я.

Это ее опять разозлило. Она стала кричать, и голос ее напоминал утиное гоготание.

Ночка обещала быть длинной. Вздохнув, я потянулся к столу за сигаретой. Довольно непросто прикурить сигарету, когда красивая девчонка стоит рядом таким образом, что почти щекочет твое ухо волосами на лобке. Но мне эта задача удалась, и картина была настолько забавной, что она со смехом свалилась в кровать.

— Ты права, — проговорил я. — Но ведь ты сама знаешь практические аргументы в пользу женской верности. Я тебе говорил, что очень часто женщины не подозревают, что заразилась венерической болезнью. И помни, что чем с большим количеством народа ты спишь, тем выше шансы заиметь рак матки.

Дженел засмеялась.

— Ты вр-р-рун, — закричала она.

— Без дураков. Все древние табу имеют под собой практическую основу.

— Ах вы, засранцы, — возмутилась Дженел. — Все мужчины везучие засранцы.

— Ничего уж тут не поделаешь, — самодовольно отозвался я. — А когда ты начинаешь кричать, ты становишься похожей на утенка Дональда.

Тут я получил удар подушкой, что дало мне повод схватить ее и обнять. Все кончилось тем, что мы занялись любовью.

Чуть позже, когда мы курили сигарету, затягиваясь по очереди, она сказала:

— Но все же я права. Со стороны мужчин это нечестно. У женщин столько же прав иметь множество любовных партнеров, сколько и у мужчин. Давай по-серьезному. Это ведь так?

— Да, — ответил я абсолютно с той же серьезностью, что и она, а возможно и с большей. И я действительно так считал. Умом я понимал, что она права.

Она прижалась ко мне.

— Вот за это я тебя и люблю. Все же ты понимаешь. Даже если и говоришь про женщин несправедливые вещи. Когда мы сделаем революцию, я спасу тебе жизнь. Скажу, что ты хороший мужчина, просто сбился с пути.

— Вот спасибо.

Она погасила свет, а потом свою сигарету. Очень задумчиво она произнесла:

— Ведь на самом-то деле ты не стал любить меня меньше от того, что я сплю с другими мужчинами, правда?

— Правда.

— Ты знаешь, что я люблю тебя верно и преданно, — сказала она.

— Ага.

— Но ты не считаешь меня шлюхой из-за этого, ведь нет?

— Нет, — ответил я. — Давай спать.

Я протянул руку, чтобы обнять ее. Она отодвинулась.

— Почему ты не уходишь от жены и не женишься на мне? Скажи правду.

— Потому, что так у меня есть и то и другое, — ответил я.

— Ах ты, гад, — с этими словами она ткнула меня пальцем в пах. Больно.

— Ох ты! Только из-за того, что я дико влюблен в тебя, только из-за того, что мне интереснее разговаривать с тобой, чем с кем-нибудь еще, только из-за того, что мне нравится трахаться с тобой больше, чем с кем-либо другим — ты считаешь, что я брошу жену ради тебя, а по какому праву?

Она не могла понять, в шутку я говорю или серьезно. Видимо, решила, что в шутку. Опасное предположение.

— Очень серьезно, — сказала она. — Правда, мне просто хочется знать. Почему ты все-таки не уходишь от жены? Назови хотя бы одну настоящую причину.

Прежде чем ответить, я принял защитную форму, свернувшись в клубок.

— Потому, что она не шлюха, — ответил я.

Как— то раз утром я отвозил Дженел на натуру где она должна была провести весь день, снимаясь в эпизоде.

Приехали мы рано, поэтому пошли прогуляться по городку, казавшемуся мне удивительно похожим на настоящий, хотя все это было бутафорией. Была даже бутафорская линия горизонта — поднимавшийся к небу металлический лист, сразу же сбивший меня с толку. Фасады домов настолько походили на настоящие, что, когда мы проходили мимо вывески «Книжный магазин», я не удержался и открыл дверь, почти ожидая увидеть знакомые столы и полки, заставленные книгами в ярких обложках. Но за дверью кроме травы и песка ничего не было.