Пустая клетка

Так я попал в Константинополь, город, который некогда клялся завоевать. Всевышний покарал меня за гордыню. Я попал туда не на белом коне под рёв победных труб. Нищим пленником, захваченным и проданным в рабство единоверцами и выкупленным из милости неверным. Мне не поверили. Я поселился в монастыре в Пере, где тамошние монахи устраивали мне многочасовые допросы. Потом генуэзцы стали строить козни, чтобы помешать моему возвращению на Кипр. Потом я заболел и слёг. Так прошел целый год. Я хорошо его помню, потому что именно тогда я родился заново. 1307 от Рождества Христова. В эту осень пришли сразу две вести. В далёком Париже умерла невестка французского короля. Екатерина де Куртенэ. Та самая прекрасная дама, которой я клялся добыть императорскую корону. А на следующий день были арестованы все рыцари тамплиеры во главе с великим магистром. Дошли известия, что приказ об аресте тамплиеров прислали и на Кипр. Теперь уже братья-францисканцы открыто стали говорить мне, что самое время спасать свою шкуру. Во всяком случае, не нужно торопиться на Кипр. А вскоре Константинополь наполнился генуэзцами. Оказалось хан Тохта изгнал их из своего государства и разрушил все их поселения. В монастыре в Пере тогда очень сильно волновались. Говорили, что Тохта намерен изгнать католических священников из Галицкого княжества и начать войну против Венгрии и Польши. Из Рима доходили слухи, что и сам Тевтонский орден хан хочет сбросить в море. А ещё поговаривали, что германский император ищет тайного союза с ханом и желает прижать хвост самому папе, который укрылся в Авиньоне под защитой французского короля.

Меня стали осаждать монахи из францисканцев. Просили поехать в столицу хана Тохты и попробовать наладить с ним связь. Хотя бы для одних францисканцев. Чтобы не разоряли их миссии. Их миссии в улусе и так никто не разорял, но тогда я об этом не знал. Уже потом понял, что они просто хотели использовать моё знакомство с человеком, приближённым к хану. Среди них тоже было немало людей у которых были нелады с папой, которые и забросили их на Восток. Я согласился. Так и очутился в Сарае. Намун встретил меня, как старого друга. Уверил, что я могу исповедовать и проповедовать здесь любую веру. Мало того, любой, кто попытается этому помешать, подлежит ханскому суду.

Многое отсюда из Сарая мне представилось по другому. Я вспомнил нашу инквизицию, отправлявшую людей на костёр, только за то, что они иначе толковали какие-то обряды. Вспомнил своего учителя Раймунда, который говорил, что веру нужно нести словом и любовью, а не мечом. Потом дошли вести о казнях тамплиеров и запрете ордена. Тогда я добрым словом помянул монахов, посоветовавших мне убраться на берега Итиля. Судьба ещё раз посмеялась надо мной. Все те, кому я давал обеты, ушли в мир иной и унесли с собой все юношеские клятвы. Я остался один на один с Господом и своей совестью и только им я обязан давать отчёт.

Ты спросишь, какой путь я избрал теперь? Я побывал среди воинов-крестоносцев и среди нищенствующих проповедников. Потом вспомнил про орден бенедиктинцев. Людей, которые призывали служить Господу на земле трудом. Что рай – это сад. И я решил оставить после себя сад. Двадцать лет я выращиваю в Белом Дворце деревья и цветы. Исполняю завет своего учителя Раймунда, составляю словарь кипчакского языка.

Хайме замолчал и долго смотрел на уже совсем потухающие угли. Дунул ветер и над золой пробежали язычки пламени. Хайме сузил глаза и добавил изменившимся жёстким голосом:

– Но, обязанность защищать слабых и бороться за справедливость никто не снимал со старого рыцаря.

XXI. Пропавший голубь

Костёр совсем потух. От реки потянуло холодом. Со стороны жилых кварталов в ночной тишине долетали обрывки громких разговоров.

– Разговляется народ. Завтра последний день поста. Забавно получается – пост, почитай, почти никто не держит. Но, на ифтар собраться после вечерней молитвы каждый считает свои долгом. Получается в пост едят, как обычно, да вдобавок ещё и после захода солнца.

Злат потянул носом:

– У булгар баранину жарят. Завтра ещё на сабантуй подадутся за город. Многие ведь только недавно из деревень и аулов приехали, свои сельские обычаи чтят. Чтобы глаза имамам не мозолить, уезжают в луга. Наши водовозы, поди туда первым рылом подадутся. Народ молодой, конный. Будут в скачках участвовать, бороться.