Пустые калории. Почему мы едим то, что не является едой, и при этом не можем остановиться

Дэвис описала первый прием пищи Эрла: как он «несколько секунд смотрел на тарелку», затем протянул руку «к тарелке с сырой морковью и запустил туда руку». Но, похоже, одной горсти ему оказалось мало. «Он снова запустил руку в тарелку» и повторял это «до тех пор, пока не съел бо́льшую часть моркови».

Дэвис была довольна. «За три дня он перепробовал практически всю предложенную пищу, – писала она. – Ответ на первый вопрос оказался положительным: он мог показать, какую еду он хочет… и съедал ее в достаточном количестве».

В следующие несколько лет к эксперименту привлекли еще двенадцать младенцев, и все они отнеслись к диете с не меньшим энтузиазмом. Практически все они хоть раз, но попробовали все предложенные продукты, и их аппетит был «неизменно хорош»: они часто встречали подносы с едой, «подпрыгивая в кроватках». Оказавшись за столом, они в следующие пятнадцать-двадцать минут полностью посвящали себя еде, потом начинали есть уже с перерывами, «немного играя с едой, пробуя использовать ложку и предлагая кусочки еды медсестре».

Вечером того же дня, когда я прочитал эту статью, я сидел за столом и кормил Сашу – и заметил, что, как и дети из экспериментов Дэвис, она часто пыталась протянуть мне кусочек еды. То, что Дэвис упомянула эту деталь, уверило меня, что она действительно была рядом, наблюдала и заботилась о детях, а не просто руководила экспериментом на расстоянии.

Еда в эксперименте Дэвис была несоленой, но с каждым приемом пищи детям давали блюдечко с солью. Они ели ее руками, отплевываясь, давясь и даже плача, но часто возвращались за новой порцией, «даже продолжая отплевываться».

Эксперимент увенчался невероятным успехом. Всего два ребенка отказались есть салат, всего один – шпинат. Все младенцы справились с организацией собственного рациона и удовлетворяли свои потребности в питательных веществах с такой точностью, словно прочитали новейшие медицинские учебники. Среднее потребление калорий укладывалось в рамки стандартов питания того времени, причем они были свободны от всех связанных с питанием проблем, с которыми мы сталкиваемся в педиатрии до сих пор. Ни у одного из детей не было после еды колик, дискомфорта или боли в животе. Они не страдали от запора. Собственно говоря, у всех детей дефекация всегда была минимум раз в два дня. Для пятнадцати детей в течение нескольких месяцев это просто потрясающая статистика. И никакой привередливости в еде тоже не было. У всех детей был здоровый аппетит, и все они, по словам Дэвис, «процветали».

Пожалуй, самым лучшим аргументом в пользу существования внутреннего регуляторного механизма для питательных веществ оказался рахит Эрла. Он поступил в клинику с этой болезнью, при которой кости становятся мягкими и слабыми. В статье приводятся рентгеновские снимки его маленьких ручек, сделанные по прибытии, – они достаточно качественные, чтобы увидеть, что плотность костей низкая, а жесткая внешняя оболочка кости отсутствует[46]. Ростовые пластины на концах костей нечеткие и расплывчатые; на фотографии, сопровождающей снимки, Эрл явно испуган и стоит на кривых ножках.

Так что Дэвис сразу же предложила для Эрла метод лечения: «Связанные обещанием не делать ничего ему во вред и не наносить ему вред бездействием, мы стали ставить ему на стол небольшой стаканчик масла печени трески». Масло печени трески на тот момент было единственным известным пищевым источником витамина D[47]

. В первые три месяца эксперимента Эрл пил из маленького стаканчика с маслом «нерегулярно и в разных количествах», пока уровень кальция и фосфора в крови не вернулся к норме, а рентген показал, что рахит отступил – после чего он сам отказался дальше пить рыбий жир. После того как стаканчик остался нетронутым в течение двух недель подряд, медсестры перестали его приносить.

Другие дети тоже следовали примерно такой же схеме. С какой бы проблемой они ни поступали, по словам Дэвис, они быстро возвращались к оптимальному здоровью после того, как им давали полный контроль над питанием. Все ели много и разнообразно – но странным и непредсказуемым образом. У них бывали так называемые пищевые периоды: период яиц, период злаков, период мяса и так далее.

Я что-то похожее вижу и в своих детях. Когда Лиру отлучали от груди, она обожала помидоры и могла каждый день съедать по дюжине маленьких помидорок. А потом в один прекрасный день она просто по необъяснимым причинам перестала их есть и потом несколько месяцев отказывалась от помидоров. Я варил или тушил их и прятал в еде, но она их выплевывала. При этом она с удовольствием тянула в рот кошачьи какашки из цветочного горшка или ворс с ковра, так что дело было не в обычном чувстве отвращения. Она просто не хотела помидоры – а потом в один прекрасный день снова захотела. И ела по двадцать штук в день. Цикл бумов и крахов.