Пустырь (СИ)

Щелчок замка, но дверь продолжала остааться закрытой. Повернув ручку, я вошел. Арина в это мгновение как раз залезла на кровать и, закутавшись в покрывало, легла спиной к входу. Кровать казалась такой неестественно большой для такого крошечного клубка.

— Мышонок, — сел на край рядом с девушкой, не нарушая ее личного пространства. — Поговори со мной, — мягко попросил. — Я не враг тебе.

— Нет, ты враг! Главный враг, — я слышал по голосу, что она плачет.

— Арина! — предостерег ее, но девушка уже не слышала меня.

— Я верила тебе, но больше так не ошибусь. Уйди, оставь меня.

Срываясь на крик девчонка, стала брыкаться, толкая меня сквозь свое покрывало ногами. Толчки были довольно сильные, но особого вреда причинить не могли. Я встал, чтобы она не тратила силы.

— Ты мне противен, исчезни!

Я точно знал, что о своих словах она потом пожалеет, поэтому заставлять ее жалеть еще больше смысла не было.

Уже через мгновение я прижимал ее бьющееся в слезах тело кровати, силой распластав его на одеяле. Не помню, кто научил меня этому трюку, но он срабатывал беспроигрышно. Не давайте тому, кто бьется в истерике сжиматься в комок. Чем больше человек подгибает конечности и сворачивается, тем больше у него становится сил на истерику. Такая поза дает чувство защищенности и силы растут. Лучшее успокаительное- заставить человека распрямиться, распять его тело.

— Не трогай, пусти, — она даже не смотрела на меня, продолжая отчаянно бороться, но с каждым разом рывки были слабее и слабее.

— Тише, спокойно. Так ты себе только вредишь.

— Не твое дело, — резко дернувшись в попытке освободиться, она устремила на меня пронизывающий взгляд. — Как ты мог так со мной поступить? Как? — мышонок сорвалась на крик.

И хоть физически она успокоилась, ее психическое состояние только накалилось.

— Арина хватит, — старался говорить как можно спокойнее, но внутри все горело, видя ее состояние. — Ты наносишь себе только вред. Если ты сейчас не успокоишься сама, я вколю тебе успокоительное. И я не шучу!

— Я ненавижу тебя. Ненавижу.

Тихо и обреченно прозвучал ее голос. В нем уже не было прежней злости. Пустой и безжизненный он с равнодушием палача констатировал факт ненависти.

Сука! Если бы не эта ситуация, я бы влепил ей такую пощечину, что она никогда больше не позволила бы себе таких слов. Если бы она знала сейчас, каких адских усилий мне стоило, чтобы содержать свою агрессию. Выровняв дыхание, я проглотил ее слова, никак не отреагировав.

Со временем обмякнув, Арина перестала сопротивляться, лишь слезы продолжили бежать по щекам. В груди неприятно защемило при виде этой картины.

— Почему ты так убиваешься? — зажмурившись, она попыталась сдержать всхлип. — Вернее, я догадываюсь почему. Мне интересно почему именно.

— Хэдер, — она произнесла лишь имя и слезы вновь полились по щекам.

— Тише-тише, малыш.

Захлебываясь плачем, она что-то шептала, но разобрать я не смог. Слез с нее, прижимая девочку к груди, в том самом месте, где адски болело. Ее слезы резали меня будто ржавой ножовкой. Маленькое тело лежало в руках безвольной куклой. Она дрожала, то напрягаясь, то вновь расслабляясь и затихая. Крепко сжимал и продолжал медленно гладить ее по спине, волосам, голове.

— Беременность — это не конец света.

Хотел, чтобы прозвучало успокаивающе, но вышло наоборот. Девушка неожиданно толкнула меня со всей силы в грудь и отползла на другой край кровати. Опухшее от слез лицо, всклоченные волосы и глаза насыщенно синего цвета. Впервые видел ее настолько злой.

— Это ты виноват, что так вышло. Ты! — почти что выплюнула мне в лицо эти слова.

— Что вышло?! — блять, как же бесил ее враждебный настрой. — Не знала как появляются дети?!

— Я не хочу здесь быть. Отвези меня домой, в город.

— Захочешь! — с нажимом произнес я. — Не ты ли пару дней назад так восхищалась этим домом и озером?! Или что, они уже успели разонравиться? — ее слова мастерски выводили из себя.

— Я не хочу больше видеть ни тебя, Хэдер, ни твой дом. Предатель!

— Забудь! — говорил тихо, сдерживая себя, но уже хотелось кричать матом. — Прекрати свою истерику и приди в себя. Это и мой ребенок тоже и никуда уйти я тебе не позволю, — опухшие глаза напротив презрительно сощурились.

— А если не твой?! Ты не можешь этого знать.

Я физически ощутил как порвалась внутри меня цепь, удерживающая зверя. Распространившаяся словно яд ярость вырвалась наружу подобно взрыву. Рукой жестко схватил девчонку за щеки. Я видел, как в заплаканных глазах отразилась боль и страх, но мне было уже пофиг.

— Закрой рот. Предупреждаю, тебя Арина. Если еще хоть раз ты скажешь что-то подробное, пиняй на себя, — и разжав пальцы, я схватил, лежавший на покрывале, телефон, швырнув его об стенку.

Конечно, я понимал, что Арина, скорее всего, врет, пытаясь задеть меня… девяносто девять процентов врет. Но оставался один процент, что сказанное сгоряча- правда. Один сука процент! Что такое один процент против девяносто девяти? Погрешность. Но именно он был той микродыркой, через которую просачивались сомнения.