Вышел из дома набросив на плечи по пути ветровку. Тучи сгущались, заменяя небо. Будет дождь.
На душе было как-то особо паршиво. Меня словно камнем прижало к земле. Прежнее ощущение свободы действий покинуло меня. Я добровольно зашел в клетку и запер ее, а ключ откинул подальше.
Дети и я это всегда было чем-то из разных вселенных. До тех пор пока док деликатно не поинтересовался о способе предохранения. Я даже не понял, о чем он говорит, все мои мысли были сосредоточены на недвижимо лежащей Арине. Бледная и холодная она лежала там, и я, не задумываясь, отвечал на все задаваемые мне вопросы. Очнулся, лишь, когда услышал назначение лечения. Линтер выписал ей легкий препарат, безопасный для беременных, пока не будут готовы результаты ХГЧ.
— Чего?
— Райн, я не берусь утверждать, но либо твоя девушка беременна, либо это последствия сильнейшего стресса.
Я никогда не то что не мечтал о ребенке, я никогда не задумывался о нем. Нет, конечно, трахаясь без резинки подобные мысли возникают, но они исключительно практические. Как бы успеть вынуть, пока не стало поздно. Железное правило, которое ты соблюдаешь даже пьяный. Этим и заканчивались мои мысли о детях. Фраза «ты будешь хорошим отцом» никогда не звучала в мой адрес. Я не был отнюдь тем милым добрым парнем, о котором мечтает каждая девушка. Жестокий психопат, в жизни которого иногда наступает просветления. Мне был известен цвет моей души: не просто темный, а обсидианово-черный.
Я вырос и сформировался как человек в полных злости стенах детского дома. Я видел каждый день, как мальчишки толпой загоняли и избивали девочек. Как эти же девочки потом вставали и шли в комнаты к мелким и били тех в отместку. Правильно говорят, жестокость порождает жестокость. Видел, как в больничном крыле дети морщились от разных болей, но нянечка бездействовала, потому что квота на лекарства потрачена на прошлой неделе.
— Не ори так сильно, мешаешь мне спать, — недовольно ворчала та самая нянечка.
Единственное светлое пятно тех времен это Тумания, но и она превратилась в чернильную кляксу. Первая среди длинного списка имен, пострадавших от детдомовской жестокости.
И будь у меня сейчас ребенок, что бы я дал ему? Какой пример бы показал?
Сам не знал куда шел, просто петляя по лесу. Набрал Германа. Спустя три гудка отец ответил.
— Слушаю, Райн.
— Привет. Сводку досмотрю завтра, сейчас нет на нее времени.
— Какие-то проблемы?
— Не сказал бы, что это проблема. Но есть одно обстоятельство, по которому я хочу уйти, — не было смысла что-то скрывать от Германа. Он был честен со мной, а я с ним. И так было всегда.
Повисла недолгая пауза, прерывать которую я не стал.
— Хорошо обдумал?
— Нет. Решил десять минут назад.
— Ну что ж, это не мало, — иронично подметил Герман. — Шесть тысяч секунд, как-никак, — я ощутил, как на том конце провода собеседник улыбнулся. — Если ты захочешь вернуться, я буду всегда рад, сын.
— Спасибо, но не думаю, что вернусь. Завтра я перешлю тебе все материалы, которые у меня есть.
Первые капли прорвались сквозь листву, падая на лоб. Собираясь вместе, они бежали по лицу холодными дорожками. Но и это не остужало пыл. Кровь будто закипела внутри. «А что, если не твой?»- гулко отдавалось в голове. Одна фраза и один удар. Точный, верный, почти нокаутирующий. Девочка знала куда бить.
Сорвался на бег, выпуская злость. Я не жалел свое тело, просто бежал перепрыгивая видимые препятствия. Мышцы, изголодавшиеся по хорошей нагрузке, получили желаемое. Ветки хлестали по лицу, но было уже похуй. Я знал, где смогу позволить ярости выйти наружу. И именно туда ноги отчаянно несли меня.
Свет горел только в одном окне. Ну что ж, значит, нам не помешают. Недавние воспоминания тут же замелькали как кадры диафильма. Перепрыгнув через забор, прошел вдоль стены дома. Три ступеньки, стук в дверь.
— О, — взлетевшие вверх брови, и вот хозяин дома делает трусливые шаги внутрь.
Резко дернул на себя дверь, входя в дом. По его испуганному взгляду, я мог только представить, как выгляжу сейчас со стороны. О, даа, чистый страх. Я чувствовал, как парень леденеет от ужаса.
— Ты…ты чего? — он все еще трусливо отступал, поджав хвост.
— Запоминай. Все что находится вокруг меня мое. Мое.
А после удар — четкий, меткий прямо в цель. Кулак обожгло резкой и приятной болью. Никто не смеет трогать, что принадлежит мне. Никто! Арина что-то кричала, про то, что она не игрушка. Нет, не игрушка, но это не отменяет того факта, что она всецело моя. И я буду уничтожать каждого, кто только взглянет на нее. Я бил и слышал свой смех и хруст своих же костяшек. В безумии я наносил удар за ударом. Парень чьего имени я даже не знал, по началу пытался блокировать, но после очередного удара просто обмяк. Он был жив, в этом не было сомнений. Его убийство в мои планы не входило, и потому отпихнув юнца от себя, я поднялся.
— Думаю, ты запомнишь этот урок.