Путь

Но разве в этом смысл самоосознавания? Для буддиста оно – способ избавления от «я». Буддизм вообще есть учение о «не-я»; буддийские практики призваны развеять представление о том, что индивидуальное «я» вообще существует. Однако на Западе многие попросту не хотят этого принять, предпочитая видеть в самоосознавании то, чем оно вовсе не является: способ узнать и полюбить свое «я». В результате получается довольно экзотический способ самопомощи: учение об отсутствии «я» применяется, чтобы облегчить примирение с собой.

Сегодня на Западе взяли в оборот и другие азиатские учения, пытаясь соорудить на их основе простые и понятные теории – в частности, даосизм и даже конфуцианство. Их выхолащивают, после чего предлагают широкой публике, утверждая, будто они учат принимать мир и свое место в нем такими, как есть.

Эти романтические толкования – не что иное, как реверс той же самой медали, на аверсе которой Запад свысока посматривает на «отсталый», «традиционный» Восток. Под таким углом Азия предстает воплощением древнего знания о цельном, гармоничном, идеальном образе жизни. Но от сегодняшних призывов принять свое истинное «я», обрести гармонию с окружающей действительностью и найти в этом умиротворение – один шаг до примирения со своей долей и возврата к традиционной концепции о предопределении. Став безмятежными и отрешенными, мы по сути отказываемся от возможности стать лучше.

Восточную философию мы привычно подгоняем под навязываемый сегодня всему миру западный взгляд на вещи. Это мешает нам увидеть восточные идеи такими, какие они есть, и оценить их огромный потенциал. Но, как учили китайские мудрецы, существует множество действенных путей побороть мир, где наша жизнь предопределена с рождения, и приблизить новую реальность, позволяющую людям обрести счастье и максимально реализоваться.

Бездумности и самонадеянности противостоит не самоосознавание, а вовлеченность. Авторы всех вышеупомянутых текстов еще в древности задались вопросом, как побороть пассивность и преобразить мир, в котором мы живем. Их идеи, которых мы коснулись в этой книге, до сих пор не потеряли актуальности и прагматического смысла.

Потенциал разобщенного мира

Многое из того, о чем говорится в этой книге, мы знали и раньше, а кое-что давно применяем на практике. Но знакомство с китайскими мыслителями полезно тем, что позволяет нам осмыслить импульсы и поведенческие реакции, от которых бы мы иначе отмахнулись, поскольку они не соответствуют нашим представлениям о возможностях и подлинной сути человека. Древние философы показывают нам: порой наша активность на поверку оборачивается пассивностью, а стремление быть верным себе загоняет в тупик. Они учат помнить, что мир непредсказуем и что мы растем, когда живем «как будто», а не когда ищем свое истинное «я».

Каждый из этих мыслителей по-своему представлял путь к достойной и счастливой жизни. Но ни один из них не признавал, что существует единственное и неизменное прошлое, которое держит нас в своем плену, общий для всех закон во вселенной, некий свод общеобязательных правил или дарованный свыше универсальный моральный канон. Философы предлагают нам задуматься: какой была бы наша жизнь, если бы мы предположили, что ничего этого на самом деле нет.

Наши попытки построить единый, стабильный и предсказуемый мир принимают множество форм. Для кого-то это могут быть универсальные этические нормы, подобные тем, что проповедовали моисты, либо кантианский кодекс чести, обязательный к исполнению в любой ситуации. А для других – вера во всеобщую гармонию, слияния с которой мы ищем. Последнее веяние – поиск своего подлинного «я», которое и есть высшая правда.

Теперь мы знаем, что подобные идеи не новы. В том или ином виде они существовали и в Древнем Китае. И уже тогда наши философы бросили им вызов. Поскольку видели: мы живем в разобщенном и непредсказуемом мире, в котором люди зачастую ведут себя чересчур по-человечески. Отсюда – непростые взаимоотношения и бесконечные конфликты.

Западный взгляд на китайские ритуалы всегда грешил прямолинейностью. Например, поклонение предкам приводилось как свидетельство того, будто китайцы всегда прислушивались к мертвым и жили в их тени. Мыслители подобные Веберу полагали, что участники ритуала воспринимают его буквально и искренне верят, что мир настолько гармоничен, насколько это изображается в обряде.

Однако на самом деле те, кто совершал ритуал, прекрасно понимали разницу между ним и действительностью. Они знали, что живут в разобщенном мире, но как раз поэтому и обращались к ритуалу. Он позволял отключаться от запутанной реальности и разыгрывать воображаемые гармонические сценарии; помогал строить будущее, не тяготясь прошлым. Переходя в режим «как будто», люди работали с терзавшими их призраками и тем самым перерабатывали прошлое, создавая его новую версию. Этот процесс был перманентным: призраки отступали, но не уходили навсегда.