Путь Белой маски

Эйден ощутил на губах вкус чего-то омерзительного горького, но следом за горечью, на удивление, пришло и облегчение. Он чувствовал жар в поврежденном колене, но жар этот не приносил боли. Наоборот, изгонял её. Боль ушла и её место заняла чудовищная усталость. Эйден сделал усилие, чтобы закрыть глаза, и с радостью понял, что ему это удалось. Плевать, если он сейчас умрет или рассердит наставника. Если это поможет ему хоть на миг забыться, значит оно того стоило.

Эйден сам не понял, как провалился в тьму. В этой тьме не было боли. Он не чувствовал, как Федельмид заново собирает кости в его ноге. Не чувствовал острого ножа и тяжелой кувалды. Была только тьма, нежная, бархатная и баюкающая. Из этой тьмы на него внимательно смотрели два багровых глаза, но Эйден проваливался все глубже и глубже…

– Не спи! – рявкнул наставник, отвешивая ему пощечину. Эйден слабо дернулся и приоткрыл глаза. Он приподнял голову и увидел, что две ноги плотно обмотаны черной тканью, а стол залит кровью вперемешку с мочой и дерьмом. От вони заслезились глаза и желудок сделал еще одну попытку скакнуть к горлу, однако Эйден сдержался. Последовала еще одна пощечина. – Не спи. Борись со сном. Иначе долго будешь восстанавливаться.

– Да, байнэ… – хрипло ответил он и улыбнулся, поняв, что речь вернулась. Послышались чьи-то шаги и Эйден увидел двух парней в такой же одежде, как и у него.

– Отнесите его обратно, – скомандовал Федельмид. – Вторая спальня.

– Хорошо, байнэ, – почтительно поклонились они. Один из них взял Эйдена на руки, а второй тем временем разложил на полу примитивные носилки.

– Этой ночью ты либо уйдешь, либо выдержишь испытание и останешься. И помни. Не спи! – тихо сказал наставник, обратившись к Эйдену. Мальчик кивнул и поморщился, когда парни без лишних церемоний переложили его со стола на носилки.

В спальне его встретил переполошившийся Кадир. Он пропустил парней, дождался пока они переложат Эйдена на кровать и покинут комнату. И лишь после этого заговорил.

– Я думал, что ты мертв. Думал, ночные аспиды тебя убили и потушили с луком на кухне, чтобы скормить нам, – сказал он, разглядывая перебинтованные ноги Эйдена. – Но ты жив, и ты воняешь.

– Воняю, – ответил Эйден. Голос его был слабым, но Кадир услышал. – Можешь найти другую комнату…

– Ага, как же, – проворчал тот. – Пить хочешь? Пока тебя не было, нам ужин приносили. Но мне дали только одну тарелку.

– Я не хочу есть. Только пить, – ответил мальчик и благодарно кивнул, когда Кадир налил в глиняную чашку воды и протянул ему. Вода была холодной, но этот холод приятно освежил воспаленное, сухое горло. – Спасибо, Кадир.

– Если что надо будет, ты скажи, – вздохнул гастанец и, забравшись на свою кровать, поджал губы. – Тебя мучили?

– Нет.

– Микел сказал, что наставник тебя куда-то утащил. Как свинью на плече.

– Так и было. Мне ломали кости на ногах, – Эйден улыбнулся, увидев, как перекосило Кадира. Может за это его и выгнали из племени? Гастанцы – суровый народ. Их видом крови и страданиями не напугать. Мальчиков с детства приучают к тому, что мир жесток. – А еще байнэ сказал, что мне нельзя спать.

– Байнэ?

– Да. Так надо обращаться к наставникам.

– А мы тогда кто?

– Далтэ. Наверное, это язык Лабрана, о котором ты говорил… – Эйден зевнул и, вздрогнув, влепил себе пощечину. – Мне нельзя сегодня спать.

– Тогда я тоже не буду спать, – насупился Кадир.

– Ага. И утром тебя зарежет наставник за нерасторопность, – улыбнулся мальчик. Правда ноги снова прошила боль, и он скривился. Эффект от зелий ослабевал и приближалось время, когда боль окончательно вернется. Эйден не стал говорить об этом Кадиру. Хватит с того впечатлений.

Ночь, как и предупреждал Федельмид, стала для него тем еще испытанием. Эйден познал весь спектр боли. От тягучей и ноющей, что медленно сводила с ума, до резкой и ослепляющей, что оставляла после себя вкус крови во рту и заходившееся в припадке сердце. Изредка Эйден впивался зубами в подушку, не обращая внимания на то, что колючая трава, которой набили шершавый мешочек, царапает щеки. Иногда впивался не успевшими зажить пальцами в отполированное дерево, оставляя на нем вмятины. Тело то билось в горячке, то его трясло от озноба. И так раз за разом.

Когда небо за окном окрасилось в малиновые и красные цвета, боль понемногу стала стихать. Она уходила нехотя, стараясь ужалить напоследок, но Эйден вымученно выдохнул и улыбнулся. Глаза закрывались против воли, однако мальчик снова и снова бил себя по щекам, чтобы прогнать сон. Если он уснет, то его страдания окажутся напрасными и восстановление займет больше времени.

– «Я выдержу. Выдержу. Я должен выдержать», – шептал Эйден себе, когда хотелось сдаться. И тогда силы, пусть и понемногу, возвращались.