Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Примечательны на встрече И. В. Сталина и В. М. Молотова с митрополитом Сергием (Страгородским), митрополитом Алексием (Симанским) и митрополитом Николаем (Ярушевичем) в Кремле 4 сентября 1943 года два таких момента: Сталин демонстративно, перед лицом священноначалия Русской Церкви наставляет будущего главу Совета по делам Православной Церкви Г. Г. Карпова: «Помните: во-первых, вы не обер-прокурор; во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность Церкви». Между тем несомненно, что вождь уже видел в новом государственном органе именно «советскую обер-прокуратуру» в чекистском варианте. И второй момент: на предложение В.М. Молотова сфотографироваться с митрополитами Сталин отвечает: «Нет, сейчас уже поздно… мы сделаем это в другой раз» (109, с. 290, 291). Смешно вождю, по слову которого идут на смерть тысячи людей, беспокоиться о сне придворного фотографа. Сталин не хотел оставлять слишком яркие свидетельства проводившегося им поворота во внутренней политике, а фотография дружелюбно беседующих вождя ВКП(б) и православных иерархов стала бы неопровержимым свидетельством ревизии программы и политики партии, а значит, вызвала бы сопротивление в широких слоях партии.

В известном эпизоде, когда по окончании ночной беседы в Кремле Сталин провожал руководителей Церкви и бережно, под руку, поддерживал митрополита Сергия, также видится не смирение вождя, а гордыня. Ведь он ощущал себя всевластным царем, которому все и всё подвластны, отчего ж тут не показать и смирение. Истинное мировоззрение вождя передает эпизод из его встречи в 1947 году с создателями кинофильма «Иван Грозный». По воспоминаниям И. К. Черкасова, «коснувшись ошибок Ивана Грозного, Иосиф Виссарионович отметил, что одна из его ошибок состояла в том, что он не довел до конца борьбу с феодалами, – если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени… И затем Иосиф Виссарионович с юмором добавил, что тут Ивану помешал Бог [в тексте с маленькой буквы – Лет.]:

“Грозный ликвидирует одно семейство феодалов, один боярский род, а потом целый год кается и замаливает “грехи”, тогда как ему нужно было бы действовать еще решительнее!”» (201, с. 380–382). Это ли взгляд христианина?

Стоит обратить внимание также на то обстоятельство, что в 1941 году у руководителя СССР теоретически была и альтернатива: обращение к Ватикану как влиятельному религиозному и политическому игроку на мировой арене. Католический автор А. Венгер пишет, что с 22 июня 1941 года папа Пий XII «придерживался строгого нейтралитета по отношению к обеим воюющим сторонам». Однако уже 23 июня 1941 года, по словам того же А. Венгера, «Святой Престол попытался воспользоваться ситуацией, сложившейся в результате оккупации немцами обширных советских территорий, стараясь направить в эти области своих священников до того, как нацистская администрация установила бы там свой собственный “религиозный режим”. Не появился ли наконец у Католической Церкви шанс – с помощью войны – проникнуть в Россию?.. Как бы то ни было, действовать надо было быстро, чтобы использовать уникальную ситуацию» (29, с. 536, 544). В марте 1942 года по миру разнеслось известие о письме, якобы направленном Сталиным папе, с просьбой об установлении дипломатических отношений между СССР и Ватиканом. По всей видимости, то был пробный шар, пущенный Святым престолом, помнившим тайные переговоры с Кремлем в 1922–1924 годах (29, с. 258, 260, 456–463). В декабре 1943 года появляется информация о якобы заключенном Ватиканом и Москвой договором относительно восточной Польши и гарантии свободы совести в СССР (29, с. 551, 553). Все это были только слухи. Ватикан надеялся напрасно. К тому времени Сталин, видимо, определился в своей религиозной политике.

С осени 1943 года церковно-государственные отношения видимо изменились: Русская Церковь стала признанным участником общественной жизни в СССР. Означало ли это ее свободу? Конечно, нет. Ведь официально идеологический курс никто не пересматривал, ВКП(б) по-прежнему оставалась единственной политической партией, атеизм оставался частью государственной идеологии. В то же время не стоит и умалять значение «кремлевского конкордата», положившего начало проведению иного, неофициального курса во внутренней политике Советского государства. Государство оказалось вынужденным вывести Церковь, как узника, из темницы. И пусть узник был еще скован, но угроза смерти отошла от него, и это было благо.