Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Однако демонстрационный эффект не был главным для Церкви. Главными задачами Собора Местоблюститель патриаршего престола митрополит Алексий назвал избрание Патриарха и утверждение «Положения об управлении Русской Православной Церковью». Содержание разделов положения основывалось на утвержденных документах Поместного Собора 1917–1918 годов и определяло строго иерархический строй церковного управления, увеличивая полномочия Патриарха, епархиальных архиереев и настоятелей приходов (198, с. 324).

В заключительном слове митрополит Алексий, избранный Патриархом, сказал: «Если труден подвиг пастыря, если еще тягостнее труды архипастыря, то во сколько же крат тяжелее и необъятнее подвиг того, кому от Господа через голос поместной Церкви вверяется эта Церковь! И потому устрашает мои слабые силы высота и ответственность служения, к которому я призываюсь ныне, и усугубляет во мне чувство моей немощи. И вместе с тем умножает нужду в Вышней помощи. Но я готов все же исполнить волю честнейших о Господе собратий и чад, призывающих меня взойти на святейший престол Патриархов Московских и всея Руси. Уповаю на благодатную помощь Господню» (цит. по: 198, с. 327).

В те же дни в советской печати появились документы, содержащие весьма примирительные в отношении веры заявления, а богоборческие вопли вдруг исчезли с газетных страниц. Точнее всего новый подход власти к Церкви оказался выражен в словах Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина: «Конечно, атеизм остается основой программы, мы от того, что религия – опиум, не отказались. Но надо мягче» (цит. по: 198, с. 329).

На первый взгляд, продолжался исторический поворот государства к Церкви, начавшийся сентябрьской ночью 1943 года, но у этого поворота были сильные ограничители: советское законодательство и коммунистическая идеология. Без изменения законодательства о Церкви и без ликвидации господствующего, монопольного положения коммунистической идеологии в жизни государства и общества не могло состояться подлинное возрождение церковной жизни; «новая церковная политика» не имела законодательного основания и оставалась личной политикой Сталина.

Сталин, по окончании Второй мировой войны выстраивая новую мировую систему, отвел Русской Церкви роль своего удобного инструмента в решении некоторых внешнеполитических задач в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, отчасти используя опыт правителей Российской империи.

Стоит обратить внимание на его попытку взаимодействия с Ватиканом в 1944 году, что, возможно, является ответом на «пробные шары» из Рима. 27 апреля 1944 года Сталин имел четырехчасовую беседу с американским католическим священником польского происхождения Станиславом Орлеманским. В интервью московскому радио Орлеманский заявил, что, к великому своему удивлению, обнаружил: Сталин – друг Католической Церкви, ничего не имеет против религии и готов начать с Ватиканом переговоры о заключении соглашения. «Сталин по-настоящему демократичен и открыт», – заключил Орлеманский (29, с. 555), но ему мало кто поверил. Однако взаимодействия не получилось. Жесткая антикоммунистическая позиция Пия XII, а также проблема униатов на юго-западе СССР побудили вождя отказаться от напрасных попыток перехитрить Ватикан. Более того, по мнению О. Ю. Васильевой, в конце 1940-х – начале 1950-х годов «борьба с Ватиканом была одним из центральных направлений внешнеполитической деятельности страны» (27, с. 91). Правда, у простых католиков на Западе еще сохранялись иллюзии: в 1951 году деятель итальянской христианско-демократической партии Дж. Ла Пира направляет Сталину письмо в поддержку мира в Корее (170, с. 520).

Заметим, что Алексий I в мае 1945 года, в первые дни своего пребывания на патриаршем престоле, обратился к униатам с призывом возвратиться в лоно Матери-Церкви и порвать все связи с Ватиканом. В данном случае Русская Церковь не могла обойтись без помощи государства. Сталин, исходя из своих имперских целей, распорядился оказать потребную помощь. Видимо, Патриарх Алексий (Симанский), из родовитой дворянской семьи, еще «царский архиерей», ему в этом отношении импонировал. В католических кругах решение в СССР проблемы униатов, особенно с излишним применением силы и государственного давления, породило убеждение, что «Православная Церковь заявляла себя союзницей советского правительства в его экспансионистских и имперских планах по отношению к Европе…» (29, с. 557).

Конечно же, власть рассматривала Русскую Церковь не как «союзницу», а лишь как удобный и послушный инструмент, вторгаясь даже в канонические вопросы церковной жизни. Например, 29 мая 1946 года Совет министров СССР принял постановление, обязывающее Совет по делам Русской Православной Церкви «начать подготовку к проведению в Москве Вселенского Предсоборного Совещания с участием глав Автокефальных Православных Церквей» и даже утвердил срок проведения Совещания – октябрь 1947 года (27, с. 51–52). Власть не посчиталась с тем, что ставит Московскую Патриархию в трудное положение, навязывая ей функции, свойственные Вселенской