Путь к сердцу. Баал

Ладно, раз уж он здесь, сделает что-нибудь полезное. Обыщет местность на предмет чужих следов, займется стайкой – давно хотел ее построить для хранения инструментов. Даже доски привез месяц назад, да так и оставил лежать под навесом.

Планшет мигал сообщением: «0 вызовов».

Странно, работы пока нет? Редкий день. Баал даже проверил связь – работает. Хмыкнул, какое-то время посидел на узкой кровати, затем поднялся и стал переодеваться. Нужно заглянуть к лохудре, спросить про чужаков – не видала ли? Затем прогуляться, присмотреться, «понюхать» воздух. Если «залетные» где-то рядом, он их почувствует.

В кобуру на поясе отправился заряженный пистолет – не столько нужен, сколько по привычке. Убить он мог и издалека (это при необходимости), а без необходимости пугать никого не стоит. По-хорошему, поймать бы да отвезти к Начальнику – пусть тот сам разбирается. Регносцирос может находиться на этой территории? Может. Значит, вопросов не последует, а про Алесту, авось, не спросит.

Подумал. И решил, что чужих «лучше убить». Или хотя бы нейтрализовать тихо, без вмешательства Дрейка: все-таки вопросы – вещь неудобная. Лучше бы им пока не встречаться.

Местность выглядела спокойной, без присутствия чужаков – колосились сорной травой луга, шумел ельник, пахло сыростью. Сезон дождей в этих краях длился недолго – все больше жара, – но сейчас стоял именно он; по небу, словно наблюдатели, плавали тяжелые тучи, в низинах стоял туман.

Баал шагал по узкой тропке, смотрел по сторонам и думал. По большей части о том, кого именно, как оказалось, он привел в дом – лесбиянку. Да-да, лесбиянку – женщину, взращенную Великой Общиной Фемид; женщину, предпочитающую родить от Богини, нежели от человека; женщину, не желающую иметь среди своих детей мальчика.

Тьфу.

Ему некстати вспомнилось лицо собственной матери: выражение отвращения на поджатых губах, презрительно сощуренные при взгляде на него глаза, едкие фразы:

«И почему я не родила девчонку? Даже если бы она была таким же отребьем, как ты, я радовалась бы больше».

Регносциросу хотелось сплюнуть прямо в высокую траву. Некоторым женщинам нельзя рожать – попросту нельзя. Ни зачинать, ни вынашивать, ни воспитывать, ибо, если в голове слишком много тараканов, то ребенок категорически противопоказан. Он, например, был бы крайне признателен собственной матери, если бы та никогда не встретила бы его отца-демона, а после не сломала бы жизнь единственному сыну полным отсутствием умения любить.

Вот и Алеста…

Наверное, хорошо, что она изначально не хочет пацаненка – правильно. Нечего еще одному чаду расти в неправильной семье, быть мелкой сошкой-зернышком в колесе диковинной Общины, жить с покалеченным умом, а после и сердцем.

Надо же какой странный мир – этот Танэо. А он еще корил себя, что не узнал о нем больше – и хорошо, что не узнал. Потому что, если бы прочухал раньше про Великое Общество Лесбиянок и про то, что «мальчиков» к вступлению в общество они специально готовят, ни за что бы не стал спасать незнакомку на Равнинах – оставил бы ее лежать на камнях и еще порадовался бы – одной станет меньше.

А теперь поздно. Теперь она в его доме, теперь он обещал, что через пару недель поможет, теперь дал слово, и только выполнять.

Лесбиянка.

Это слово кружило в мозгах, как зеленая надоедливая муха, и вызывало все новые приступы отвращения – Баал был ярым сторонником натуральных союзов.

А ведь красивая, если подумать: фигуристая, с ладным лицом, большими глазами, да и хозяйка хорошая. Не лесбиянка бы, так и подумал, может, чтобы взглянуть на нее попристальнее.

А так…

Во рту стоял прогорклый привкус сырников; теперь понятно, почему заносчивая – ведь он мужчина. Тем более, мужчина «дикий», неподготовленный, недостойный – что за судьба ему встречать на пути женщин без любви и сердца? А ведь с утра вела себя ласково: смотрела по-доброму, спрашивала заботливо, пыталась угодить. Зачем это – потому что спас?

Он злился. Встретил бы чужаков прямо сейчас – убил бы. Просто, чтобы выплеснуть гнев.

«Забудь, – твердил себе Регносцирос, не переставая, – она того не стоит. Всего две недели, а там все».

Твердил, а сам грустил о том, что одна-единственная любящая женщина – Бернарда – досталась не кому-то, а самому Начальнику. Другой такой уже не встретится.

Наверное, так и правильно. Так и должно быть.

С лугов он вернулся к обеду. Мрачный от собственных мыслей, злой от того, что никого так и не встретил – даже следов чужаков не уловил. Вернулся и сразу же занялся стайкой: принялся таскать из гаража доски, стянул с плеч отсыревшую от плотного тумана майку, достал инструмент – завизжала пила, посыпалась на землю стружка.

Алеста подошла к нему, когда он обработал три доски и хотел взяться за четвертую – сначала постояла молча, затем поняла, что внимания на нее обращать не собираются, обошла Баала спереди и с решительным выражением лица заговорила:

– Ты… утром… Меня неправильно понял. Я хорошо отношусь к мужчинам, я их уважаю.

Тьфу ты, – он недобро улыбнулся, – она еще оправдывается. Не хочет, чтобы он считал ее виноватой.

– Да наплевать мне.