Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

Хотя решать зерновую проблему было, по всей видимости, проще, нежели животноводческую, именно с производством зерна во 2-й пятилетке дело обстояло весьма неблагополучно — более неблагополучно, чем в бурную пятилетку коллективизации 1928-1932 годов. А ведь именно в зерновом хозяйстве даже простой переход к совместной обработке более крупных массивов земель мог дать заметный прирост производства. Именно в зерновом хозяйстве в первую очередь удалось механизировать значительную часть работ. В деревню пошли трактора, обеспечивавшие механизацию пахоты, сеялки — механизацию сева, жнейки и комбайны — механизацию уборки, молотилки — механизацию отделения зерна, грузовики — механизацию его перевозки. И тем не менее во второй пятилетке по сравнению с первой валовой сбор зерна (в среднем за год) упал на 1 %, а урожайность — на 5,6%. Но несмотря на это, объем государственных заготовок и закупок зерна вырос за тот же период на 51,1 %![769] Это, естественно, вело к улучшению снабжения городского населения. В то же время выросла и зернообес-печенность колхозников — с 6 ц на одну семью в 1932 году до 16,4 ц в 1937 году[770]. Такой парадокс можно объяснять рядом факторов — официальные статистические данные по валовым сборам зерна в первую пятилетку были, вероятно, завышены; несмотря на опережающий рост заготовок по сравнению с валовыми сборами зерновых имело место обратное снабжение колхозов семенным зерном; произошло заметное сокращение численности сельскохозяйственного населения. Кроме того, при общем падении производства зерновых сбор пшеницы увеличился за пятилетку на 17 %[771].

Тем не менее, если сравнить рост производства пшеницы в 1932—1937 годах на 17 % с ростом потребления за тот же период зерна колхозниками на 173 %, ростом потребления неземледельческими рабочими и служащими пшеничного хлеба (96 %-го) на 76,7 %, а высших сортов — на 25,8 %[772], то поневоле вспомнишь изречение, что существует ложь, большая ложь и статистика. Эту «статистику» нельзя оправдать и ссылками на сокращение хлебного экспорта, поскольку он никогда не превышал нескольких процентов от валового сбора. Поэтому трудно с доверием отнестись к столь благодушным цифрам роста потребления. Историкам и экономистам еще предстоит нарушить это благодушие официальных статистических справочников, некритически воспроизводящих «экономическую фантастику» 30-х годов.

В целом по официальным данным картина сбора зерновых, их урожайности, закупок и заготовок за первые три пятилетки была следующая (см. табл. 44).

Таблица 44

Среднегодовой валовой сбор, среднегодовые государственные заготовки и закупки, урожайность и товарность зерновых (1928-1940)

| Валовой сбор в среднем за год | Государственные заготовки и закупки в среднем за год

Млн. т | %

| Млн. т | % | Урожайность ц с га | Товарность %

1928-1932 | 73,6 | 100 | 18,2 | 100 | 7,5 | 24,7

1932-1937 | 72,9 | 99,0 | 27,5 | 151 | 7Д | 37,7

1938-1940 | 77,9 | 106,0 | 32,5 | 176,1 | 7,7 | 41,0

^{Источник: Бакай П. Я. Указ. соч. С. 84.}

Эти цифры достаточно сильно отличаются от тех, что приводились в 30-е годы. И. В. Сталин, заявивший с трибуны XVII партсъезда об успешном разрешений зерновой проблемы[773], назвал действительно фантастическую цифру сбора зерновых в 1933 году — 898,0 млн ц[774]. Это были данные так называемого биологического, или «видового» урожая, а проще говоря — прикидка, сколько зерна могут дать посевы на корню. Но существовали данные и действительного — амбарного — валового сбора зерновых. В них значится цифра 683,975 млн ц[775]

. Трудно предположить, что эти данные были неизвестны И. В. Сталину, тем более что он сравнивал «видовой» сбор 1933 года с амбарным сбором за предшествующие годы (видимо, для вящего эффекта). Правда, затем, в статистическом сборнике 1937 года, цифра «видового» сбора зерна похудела до 880 млн ц (или 5,5 млрд пудов)[776], но это ничего существенно не меняет. Аналогичную картину можно проследить и для 1940 года, весьма урожайного для того периода. Видовой урожай оценивался в 974 млн ц, а амбарный (данные о котором не публиковались) составил 762 млн ц[777].

Такая приукрашенная картина развития зернового производства подкреплялась и соответствующими теоретическими завитушками, вроде вывода о том, что в результате коллективизации производственные отношения в сельском хозяйстве пришли в полное соответствие с характером производительных сил[778]. И этот вывод делался, невзирая на то, что в том же номере журнала, где он был опубликован, приводились данные об отставании уровня производительности труда в сельском хозяйстве СССР от уровня США в 4,5-5 раз[779].