Читаем Путь к сути вещей: Как понять мир с помощью математики полностью

Это притом что со строго визуальной точки зрения, то есть с точки зрения яркости и цвета пикселей на исходном изображении, у всех этих вариантов мало общего между собой.

Это еще не самое удивительное. Когда ребенок впервые сталкивается с настоящим слоном (притом что он никогда раньше его не видел и о слонах не слышал), но вы показываете на слона пальцем и говорите «это слон» – ребенок немедленно понимает, что вы имеете в виду.

Это же совершенно неочевидно само по себе. Что мешает ребенку подумать, что слоном вы называете только левую переднюю ногу, или хобот, или часть хобота, или севшую на хобот муху?

Но ребенок понимает сразу, потому что уже видит слона. Он немедленно его заметил, еще до того, как вы хоть что-то сказали. Слон бросился ему в глаза как нечто примечательное, заслуживающее имени. Ребенок, кстати, как раз собирался вас о нем спросить.

Без этого явления нашего языка бы не существовало. Мы не могли бы объяснить, к чему отсылают слова.

Это еще не самое удивительное. Если до встречи со слонами из плоти и крови ваш ребенок сначала познакомится с ними на рисунке, это не создаст ему никаких проблем. Он будет полностью уверен, что знает, что такое слон. В день, когда он увидит настоящего слона, он удивится его размеру и, вероятно, испугается, но без труда узнает уже известное ему животное.

Из всего этого можно сделать вывод, что наш мозг, похоже, автоматически извлекает из необработанного потока зрительной информации, непрерывно поступающего по зрительному нерву, универсальную идею, что такое слон. И этот абстрактный концепт слона наш мозг затем узнает во множестве воплощений, в настолько разнообразных ситуациях, что нелепо было бы пытаться их перечислить.

Без усилий, словно по волшебству, мы вырабатываем прочное и мощное «чувство слоновости» с помощью простого наблюдения за сценами с участием слонов.

В начале этого процесса слон – просто странное впечатление, где знакомое смешалось с причудливым. Мы определенно видим, что это животное, с совершенно необыкновенным огромным носом, ногами как стволы деревьев, и ушами как веера. Но это животное не похоже ни на что нам известное. Оно очень нас интригует, и мы чувствуем, что оно заслуживает имени.

Концепт слона вначале возникает в зрительной коре и вызывает подобное ощущение замешательства. Под действием повторяющегося наблюдения, работы воображения и вербализации он становится стабильнее и яснее. В конце этого процесса слоны для нас настолько естественны и очевидны, как будто мы знакомы с ними всю жизнь.

Но что такое концепт? Почему мы мыслим концептами? На каком уровне реальности они существуют? Как они образуются? Что позволяет нам воспринимать их?

Эти вопросы – одни из древнейших в истории философии, и на протяжении тысячелетий они считались неразрешимыми. Их истинная тема, конечно, – человеческий интеллект.

Загадка зрения переформулирует их неожиданно конкретно. Она создает идеальную площадку для изучения механизмов нашего интеллекта.

Пагубная метафора

Наш мозг часто сравнивают с компьютером. Эта метафора верна в двух отношениях: и мозг, и компьютер способны выполнять сложные задачи по обработке информации, и в обоих случаях информация распространяется в виде электрических импульсов.

Во всем остальном она катастрофически неверна. Взяв ее на вооружение, невозможно понять интересующие нас явления.

Компьютер – идеальное воплощение Системы 2: машина, способная механически применять длинные последовательности логических инструкций с феноменальной скоростью и без ошибок – на что категорически не способен наш мозг.

Компьютер состоит из центрального блока, где происходят вычисления, и блоков памяти, где хранится информация. Информация перемещается между этими блоками с огромной скоростью по электрическим цепям, не подвергаясь трансформации. У нас в мозгу все наоборот. Информация перемещается медленно и преобразуется на каждом этапе перемещения. Память, расчеты и движение неразделимы.

Компьютер выполняет инструкции одну за другой, последовательно, в ритме своих внутренних часов, отбивающих такт миллиарды раз в секунду. Время активации связи между нейронами – порядка тысячной доли секунды. Таким образом, базовые операции нашего мозга происходят в миллион раз медленнее, чем на компьютере. Но наш мозг работает не последовательно: он параллельно выполняет миллиарды и миллиарды таких операций.

Кремниевые дорожки компьютера неподвижны, они выгравированы в инертном материале. Наш мозг – живая ткань, которая постоянно перестраивается.

Система восприятия

Гораздо информативнее будет, если представить себе мозг не как систему расчетов, а как систему восприятия. Наш мозг – орган, которым мы воспринимаем мир. Он позволяет нам чувствовать разные вещи, например что перед нами слон.

Каждый нейрон нашего мозга сам по себе является маленькой системой восприятия. Анатомически он состоит из трех частей:

Перейти на страницу:

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Древний Египет
Древний Египет

Прикосновение к тайне, попытка разгадать неизведанное, увидеть и понять то, что не дано другим… Это всегда интересно, это захватывает дух и заставляет учащенно биться сердце. Особенно если тайна касается древнейшей цивилизации, коей и является Древний Египет. Откуда египтяне черпали свои поразительные знания и умения, некоторые из которых даже сейчас остаются недоступными? Как и зачем они строили свои знаменитые пирамиды? Что таит в себе таинственная полуулыбка Большого сфинкса и неужели наш мир обречен на гибель, если его загадка будет разгадана? Действительно ли всех, кто посягнул на тайну пирамиды Тутанхамона, будет преследовать неумолимое «проклятие фараонов»? Об этих и других знаменитых тайнах и загадках древнеегипетской цивилизации, о версиях, предположениях и реальных фактах, читатель узнает из этой книги.

Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс

Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии