– Подумаешь, какой вдруг сделался благоразумный! С каких это пор? А почему ты раньше, раньше, еще когда не сходился со мной, почему ты тогда не жалел расточать свою страсть налево и направо, бог знает на кого?! Воображаю, какие делал ты тогда безрассудства! А сейчас-то, я знаю, ты просто хитришь со мной, подличаешь, стараешься экономить свою мужскую силу, приберегаешь ее для другой! О другой думаешь!!! О лучшей мечтаешь!!! Думаешь, я не вижу??? Но…
С искаженным страстью лицом опять что-то шепчет ему на ухо обжигающим ртом.
Он отбрасывается в сторону.
– З-замолчи ты! Замолчи сейчас! – с трудом удержи вает он себя от готовых вырваться по ее адресу оскорблений. – О, если бы ты знала, какое ты причиняешь мне сей час зло!
– Зло? Зло? И это за всю мою любовь к нему!!!
– Да, зло! До той минуты, как ты подсела к моему столику, у меня было такое высокое настроение, такое ощущение собственной мощи, такая вера в плодотворность моей идеи! Но вот ты пришла, ты подкралась ко мне, нащупала слабое место во мне и, как змея…
– Никита!!! За что??? Так оскорблять!!! Так поносить!!! И главное, если бы знала за что!!! Остановись, не говори так, опомнись!..
Голос Шибалина шипит:
– Погоди… Погоди"… Да, ты подкралась ко мне… и, как змея, ужалила меня, отравила ядом, самым сильным из всех на земле… ядом страсти… ядом похоти… Сбросила меня с моих высот к себе в низины… И вот… И вот я уже не Шибалин, не сила, не творец, не гений, а ничтожество, жалкий раб самки, "победившей" меня, червь…
Вера, с беспредельным горем:
– Так позорить меня!!! Так чернить меня!!! Ника, я боюсь тебя, ты сходишь с ума…
Шибалин хватает ее за руку. Говорит шипящим шепотом:
– И ты добилась своего: я уже выбросил из головы свою идею, и вместо нее воображение мое пленяется уже другими картинами, кровь горит другими желаниями… И вот я уже борюсь, я уже не знаю, оставаться ли мне сейчас здесь, на моем общественном, на моем мировом посту, или… же ползти за тобой в нашу… в нашу спальню…
Вера с горечью и вместе с тем мечтательно:
– О, если бы так действовала на тебя только одна я! А то, боюсь, тебя каждая женщина так возбуждает!
– Вера! Прошу тебя… Оставь меня… оставь сейчас… Может быть, то высокое настроение еще вернется ко мне…
Вера ломает руки, вся сжимается:
– Про-го-ня-ет! Уже! Уже прогоняет! Дождалась!
– Вера!
– Хорошо, хорошо, ухожу. Ухожу сейчас, даже не допью этого стакана…
Встает, с мученическим лицом держится за крышку стола, чтобы не упасть.
Шибалин не может смотреть на нее, говорит трудно, раз дельно, в пол:
– Стакан-то… допить… ты можешь…
Вера:
– Теперь уже не хочу… Когда отравил все мое настроение… – С мукой: – И всегда так: лечу к нему жизнерадостная, счастливая, ухожу от него раздавленная, разбитая!!!
Уходит.
Желтинский, все время издали наблюдавший за ней и Шибалиным, подбегает к ней:
– Мы теперь домой? Вера резко:
– Вы домой. А я еще тут посижу. Желтинский обиженно:
– Почему же я один должен домой идти? Почему мне нельзя остаться с вами?
Проходят в дверь с надписью "Библиотека".
XIII
В это время Зина подбегает к Шибалину, здоровается, садится, очень волнуется.
– Я видела, я видела, как она не хотела от вас уходить. Все-таки странная особа. Неужели она сама не чувствует? Почему вы не скажете ей всего?
Шибалин морщит лицо трагической гримасой:
– Женщине, с которой живешь, которую когда-то любил, которой, в сущности, многим обязан, вдруг в один прекрасный день взять и объявить, что она уже не нравится, надоела, раздражает, бесит… О, если бы вы знали, Зина, как тяжело это сделать!
– И вы до сих пор ей не объявляли?
– Нет.
– Все откладываете?
– Да.
– А про меня говорили?
– Тоже нет.
– Когда же скажете?
– Теперь уже скоро…
– Напрасно, напрасно, Никита Акимыч, вы тянете с этим. Женщине в таких случаях лучше всего говорить сразу всю правду.
– А если эта правда ее убьет?
– Не убьет. Лучше сразу перенести один удар, чем из водиться постепенно.
– Зина, а для себя лично вы тоже предпочитали бы "сразу узнать всю правду", если бы оказались в положении Веры?
– Конечно.
Шибалин долго и по-особенному глядит ей в лицо.
– Гм… Ну а я Вере не решился сказать всего. Но вчера не сказал – сегодня скажу. Вообще сегодняшний день, Зина, исключительный в моей жизни, переломный. С сегодняшнего дня ни одна женщина никогда не услышит от меня, как от мужчины, слова неправды.
Зина улыбается.
– Начнете с меня? Шибалин значительно:
– Да, Зина, с вас!
– Мне очень приятно слышать это, Никита Акимыч. Я очень благодарна вам за это.
– Не меня благодарите, Зина! Стечение обстоятельств благодарите! Вы встретились мне на моем жизненном пути как раз в такой момент, когда я пришел к решению и жить, и работать по-новому!
– Никита Акимыч, не скрою от вас: я и радуюсь такому "стечению обстоятельств", и в то же время печалюсь…
– А печалитесь почему?
– Не могу забыть ее лица, с которым она уходила от вас. На ее лице было написано такое беспредельное горе, что я сама едва удержалась от слез. Теперь-то я вижу, как эта женщина любит вас. И вчерашнее наше решение, Никита Акимыч, сейчас снова заколебалось во мне. Хорошо ли мы поступаем?