Путь королей

Предвидящих больше не было: все умерли из-за того, что он сделал. Если кто и остался, Тефт понятия не имел, где их искать.

Кому рассказать? Кто ему поверит? Каладин вряд ли понимал, что делает.

Лучше помалкивать — по крайней мере, до тех пор, пока сам Тефт во всем не разберется.

39

Выжжено внутри ее

«Миг спустя Алезарв был на месте, преодолев расстояние, на которое у пешего путника ушло бы более четырех месяцев».

Еще одна сказка, на этот раз включенная в сборник «Среди темноглазых» Калинама. С. 102. В этих сказках великое множество историй о мгновенных перемещениях и Клятвенных вратах.

Рука Шаллан летала над доской для рисования словно по собственной воле, и уголек в ее пальцах царапал бумагу, нанося штрихи и тени. Сначала грубые очертания, точно пятна крови, оставленные большим пальцем на нешлифованной гранитной плите. Потом — тонкие линии, будто царапины, сделанные булавкой.

Она сидела в своей, похожей на чулан, комнате в Конклаве. Ни окон, ни украшений на гранитных стенах. Только кровать, ее сундук, ночной столик и маленький стол, предназначенный также для рисования.

Единственный рубиновый броум озарял ее набросок кровавым светом. Обычно для создания правдоподобного рисунка приходилось запоминать сцену. Моргнуть, чтобы мир застыл и отпечатался в ее разуме. Она не делала этого той ночью, когда Ясна уничтожила грабителей. Сама замерла от ужаса и пагубного очарования увиденным.

Тем не менее случившееся сохранилось в ее памяти чередой ярких сцен, как будто она все запомнила намеренно. И воспоминания не исчезали после того, как девушка переносила их на бумагу. Она не могла от них избавиться. Эти смерти были выжжены в ней.

Шаллан отодвинулась от рисовальной доски, рука ее дрожала. Перед ней было точное угольное изображение душного ночного переулка, стиснутого двумя рядами зданий. А посреди — возносящаяся к небесам фигура из огня с разинутым от муки ртом. В тот момент лицо еще сохраняло форму, призрачные глаза распахнулись, из горящих губ словно рвался крик. Рука Ясны была обращена к огненному духу, будто принцесса гнала его прочь или поклонялась ему.

Девушка прижала ладонь с испачканными углем пальцами к груди, не в силах оторвать глаз от своего творения. Это был один из многих десятков рисунков, которые художница сделала за последние несколько дней. Человек, превращенный в огонь, еще один, превращенный в хрусталь, и двое — в дым. Она могла нарисовать в деталях только одного из них; ее взгляд был обращен к восточной части переулка, когда все случилось. Смерть четвертого грабителя на рисунках представала в виде дыма, который поднимался от одежды, что уже лежала на земле.

Ее мучила совесть оттого, что запечатлеть его смерть не удалось. Из-за угрызений совести она чувствовала себя глупо.

Логика не позволяла обвинить Ясну. Да, принцесса по собственной воле отправилась навстречу опасности, но это не снимало ответственности с тех, кто решил ей навредить. Эти мужчины были достойны порицания. Шаллан день за днем штудировала книги по философии, и большинство этических доктрин оправдывали принцессу.

Но девушка была там. Она смотрела, как умерли эти люди. И видела ужас в их глазах, и ей до сих пор было от этого плохо. Неужели не нашлось бы иного пути?

Убей, или тебя убьют. Такова философия решительности. Она оправдывала принцессу.

Поступки не есть зло. Зло кроется в намерениях, а в намерения Ясны входило остановить людей, причинявших вред другим. Такова философия цели. Она восхваляла принцессу.

Мораль существует отдельно от людских идеалов. Она пребывает где-то далеко, и простые смертные могут к ней приблизиться, но никогда по-настоящему не поймут. Философия идеалов. Она заявляла, что устранение зла в конечном счете соответствует морали, и потому Ясна, уничтожившая злых людей, поступила справедливо.

Цель следует сопоставлять со средствами. Если цель достойная, то можно на пути к ней совершить поступки, которые сами по себе достойны осуждения. Философия стремления. Она в большей степени, чем остальные, признавала действия Ясны этичными.

Шаллан высвободила лист из рисовальной доски и бросила на постель, где уже лежало немало рисунков. Закрепив чистый лист, она тотчас же схватила угольный карандаш и начала рисовать снова — бумага не могла от нее сбежать.

Совершенная кража изводила ее не меньше убийств. По иронии судьбы, Ясна велела ей изучить философию морали и тем самым вынудила ученицу задуматься о собственных ужасных поступках. Она явилась в Харбрант, чтобы украсть фабриаль и использовать его для спасения своих братьев и Дома от банкротства и уничтожения. Но в конечном итоге украла духозаклинатель по другой причине. Девушка взяла его, потому что разозлилась на Ясну.