— Денни, сядь! — тихо приказал Эй-Эй. — А ты, Гаст, не забывай, что винцо попиваешь в Элроне, — и махнул рукой, заливая в глотку новую порцию заветного топлива.
Громила повернулся к поджавшему губы королю:
— В былые времена, если приказывал Меченый, люди либо выполняли то, что он велел, либо умирали. Это щас он прибедняется, что твоя скромница из публичного дома. Вам, поди, и не рассказывал, как мы два года одно весло на галере вертели?!
Король поперхнулся и перевел взгляд на кисти Эйви-Эйви.
Все правильно! Следы от кандалов.
Секунду помедлив, он отпустил рукоять меча и сел на прежнее место. Гаст между тем присосался к кувшину, закусил окороком и ударился в воспоминания, наплевательски отнесясь к предупредительным пинкам, на которые не скупился под столом Эйви-Эйви:
— За что он на галеру попал, про то только зубами скрипел, да и не мое это дело. Напарник мой околел, когда вот этого красавчика рядом со мной заковали. — Громила, по-видимому, радовался возможности еще разок обмусолить надоевшую всем историю. Его отряд заметно приуныл, недоверчиво поглядывая на Эй-Эя, но командир не обращал на подчиненных внимания:
— Шрам этот совсем свеженький был, сукровицей сочился. Ручки нежные, беленькие, как у барышни, ну, думаю, приплыли, теперь-то я совсем загнусь при таком помощничке. А он ничего, приноровился, выдюжил. На галере жизнь простая: у весла ешь, на весле спишь, под весло гадишь. Раз в месяц вымоют, а потом опять деревяшку эту ворочаешь, плети получаешь. Никогда себя слабым мужиком не считал, а этот хлюпик, бывало, за двоих работал, если я выдыхался. И вот однажды приволокли к нам на галеру гномов — прикупил капитан по случаю. Недорого взял, страшно радовался прибыльной сделке.
Гаст увлекся и перестал обращать внимание на мелочи жизни, прерывая рассказ исключительно ради долгих, жадных глотков, способствовавших его красноречию. Разбойнички тем временем повеселели при виде поданных горячих блюд, их шумная возня и чавканье почти заглушили голос атамана.
— Да, сударь вы мой, гномы. Ободранные, злющие, бороды обожжены. Мимо проводили — напарник мой возьми да буркни что-то неразборчивое. У гномов глаза округлились, думал, на месте кончатся. Но справились, под плеткой дальше пошли. Только у ног моих что-то слабо звякнуло. Меченый пяткой босой это «что-то» прикрыл, ночью подобрали. Оказалось, напильник.
«Что ж ты им такое сказал?» — спрашиваю.
«Попросил помощи на тайном языке», — отвечает и улыбается хитро.
Полмесяца мы понемногу, по полдюйма в день, распиливали цепи. Он гребет — я пилю. Я гребу — он песней скрипы заглушает. Потом дальше передали по борту. — Гаст опрокинул очередную кружку и потребовал новый кувшин.
Эйви-Эйви сидел, уткнувшись взглядом в столешницу, и кусал губы. Похоже, ему не доставлял особой радости рассказ Темного Грома. Но пинать старого знакомого он перестал, осознав тщету своих усилий. Король поглядывал на Гаста через стол с выражением вежливого безразличия, распаляющего собеседника и скрывающего истинный интерес.
— В общем, настал день, когда терпение наше лопнуло. Я уж и не припомню, в чем там дело было. То ли надсмотрщики буйствовали, то ли капитан гулял, веселился, собака… Только запел мой напарник такую песню, от которой — мурашки по коже, и даже те, кто совсем отчаялся и ничему не верил, голову подняли. Меченый цепи скинул и пошел вдоль борта к капитанской каюте. Мы толпою — следом. Стража — за мечи, только он шел, не оглядываясь, и крушил их голыми руками, только ребра трещали. Ну а когда до меча дорвался — там уж и гномам делать стало нечего. На их долю человека три досталось, остальных всех — он один вырезал, как стадо свиней. За нами потом восьмидневок акулы плыли, как пришитые… Когда добрались наконец по трупам в капитанскую каюту, нашли нашего красавчика, как морского ежа, арбалетными стрелами утыканного. Врач среди нас, на счастье, оказался, вылечил.
— А потом? — с недоверием в голосе встрял Санди.
— Потом… — вздохнул Гаст. — Снова весла. Только на этот-то раз для себя гребли, выкладывались. Корабль наш, плыви куда хочешь! Пока не схлынули азарт и опьянение, решили черный флаг поднять, других освобождать. Но сразу после этого Меченый сошел на берег, и больше я его не видел. И щас бы не признал, кабы не шрам. Тогда он был моложе меня, а теперь лет на сто потянет!
— Скажешь тоже, — обиделся Эй-Эй в пьяном кураже. — Рановато меня в старики записываешь! Я и сейчас с тобой не побоюсь силой померяться.
Ответом ему был дружелюбный разбойничий гогот. Люди Гаста хватались за бока, опрокидывая посуду. Король оглядел великана, будто приценивался, перевел взгляд на тощего Эй-Эя. Сравнение было не в пользу последнего. И все же, вспоминая испытанную на себе хватку горного медведя, он бы поставил на проводника.
В самый разгар веселья за окнами послышался слаженный топот копыт и ржание осажденных на полном скаку лошадей.
— Эх вы, пропойцы! — со злобной досадой крикнул разом протрезвевший Темный Гром. — Караулы почему не выставили?!
Он грохнул кулаком по столу и схватился за голову: