Мне гораздо больше нравится музыкальный салон, это полукруглое помещение на корме с бережно сохранённой стариной. Составное стекло панорамы с видом на реку, драпировка из тяжёлых бархатных штор ядовито-лилового цвета… Заходишь с почтением, как в музей! Там много мягких стульев, составленных дугой вдоль стены, два академического вида книжных шкафа, где хранится небольшая библиотека книг, изданных полвека назад, и маленькое белое пианино, за клавишами которого должна восседать юная нимфа в чепчике, перелистывающая пальчиком нотную тетрадь.
А играет на инструменте, чаще всего, сам капитан. Выглядит это совсем не романтично, тем более что репертуар у шкипера какой-то одесский.
Красиво там.
Мы же сидим в носовой комнате отдыха пассажиров, которая после попадания «Темзы» на Кристу была объявлена кают-компанией. Самарин Илья Александрович уверяет, что здесь гораздо удобней, чем в музсалоне – видно обстановку впереди судна, ближе к мостику, так капитану спокойней. Для экстренного катапультирования руководства в кают-компании поставили телефон, массивный металлический аппарат прошлого века, такие девайсы до сих пор встречаются в заброшенных горных выработках.
Совещаемся.
На берегу слышны шум и крики – народ разгружает доставленное. Груза много, но и по времени ещё не вечер, можно не торопиться. Однако все азартно торопятся. Одни хотят быстрей сбросить, другие жадно заховать.
– Фаина, родная, ты мне, значится, кефирчику принеси, вот что я попрошу, – откашлявшись, сказал капитан. – А чаю не надо, горло от него саднит… От же напасть, ангину схватил! Врачиха говорит, что раздражать нельзя.
– Вас нельзя? – лениво буркнул Герман, не отрываясь от бумаг.
– Меня кому не лень можно. Горло нельзя!
– Илья Александрович, кефир холодный, из холодильника, – предупредила девушка.
Шкипер нахмурился.
– Студёнай, говоришь? А вы там на плиточку его поставьте, у Альфии ить завсегда плиточка включена, не знаю, что ли…
– Один чёрт водяной в курсе, как я графики составлял! Опять не бьётся… Может, перекусим? – Герман отодвинул бумаги в сторону и поднял голову, вопросительно глянув на нас.
Положа руку на пустой желудок, я готов заявить честно: жрать хочу конкретно! Но не заявлю. Наше совещание, по сути, – всего лишь перерыв в работе, нагло выкроенный начальством посреди всеобщей пахоты. Одного лишь капитана не привлекали к физическому труду в силу почтенного возраста и необходимости общего руководства процессом с крыла мостика.
– Обед через час двадцать! – холодно бросила стюардесса и скрылась за дверью.
– Безжалостная девка, дисциплину чтит, – с улыбкой пояснил Самарин. – Надо бы Нельсона Сантану попросить, подогнать Фае мужика-кубинца с ба-альшим интеллектом, сразу сговорчивей станет!
– Илья Александрович, что-то долго машина идёт.
– А мы его поддёрнем, Герман! – капитан снял трубку телефона.
Поговорив с подергиванием, Самарин тут же сообщил:
– Он Липпо тащит, руки моют!