Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

… — Ну и ну, — сказал я. — Это что за народное творчество?! Всё же было начисто не так, Тань, ты же сама знаешь! Прекрасная погода, и рассказывал я, кажется, не таким… готическим слогом, и ушли мы, конечно, не в ту же ночь… Игорёк что, спятил, что сочинил такое?.. И вообще, — я спохватился, — почему по-немецки-то?!

— Ты ничего не понял, — ласково ответила Танюшка. — Басс не сочинял этой песни. Я их слышала в Германии — помнишь, когда мы недавно гостили на Рейне у Андерса?

— Да-а? — я потёр висок. — Эй, погоди, Тань, а что значит — «слышала»?! Это ещё не всё?!

Вместо ответа Танюшка вновь запела, и я обалдело замер:

— Туман стелился под луной,Клубясь, перетекал.Один в лесу, во тьме ночной,Князь Олег спал.Его друг Север встал над нимВ каких-то двух шагах:«Олег, Олег! Скорей проснисьИ встреть клинком врага!»Вскочил Олег и испытал

Лишь радость, не испуг:Его в ночи остерегалДавно погибший друг!Сказал Олег: «Ого! Ты здесь?!Но чёрт! Как всё понять?!Мой друг, я видел твою смерть,Но ты со мной опять!Как вышло, что из пустотыВернулся ты в наш мир?!»«Постой, Олег! Дрожат листы,Грядёт кровавый пир!»Сюда несутся дикари —По голову твою!

И каждый клялся до зариПредать тебя копью!Убийства жаждает толпа —И в бегстве смысла нет!От их шагов гудит тропа,Где ты оставил след!»Едва Олег успел вскочить,Стряхнув последний сон —А в масках жутких палачиБегут со всех сторон!Но клич «Россь!» грянул, будто гром!«Нет, твари — я не ваш!»И под луною серебром

Сверкнул в руке палаш!И с каждой вспышкой серебраБагровый пламень гасВ зрачках не ведавших добраДикарских злобных глаз!А рядом с ним другой боецРазил в полночной мгле,И с каждый выпадом мертвецПластался на земле!Добычи неграм не видать —Поют, звенят клинки……И прочь отхлынула ордаИ сгинула в ночи.

И вновь утих шумливый лес,И ночь молчит опять,И к другу бросился Олег,Спеша его обнять,Спеша прижать его к груди:«Откуда же ты здесь?!.»И что ж? Он снова был одинПод куполом небес.

— Вот и всё, — обречённо сказал я. — Угодил в историю. Попал в легенду. С ручками… Уже и мои собственные поступки мне не принадлежат…

— Не расстраивайся, — лукаво заметила Танюшка. — Я же не протестовала, когда из меня в песне сделали деву-воительницу-мстящую-за-погибшего-парня? И, между прочим, ты мне в этих песнях нравишься. Такой мужественный… загадочный, решительный, неприступный… А ещё прими к сведению, что песни есть и про Джека, и про Серёжку Земцова. И ещё, наверное, есть — просто я не слышала. А песни Игоря поют в разных местах, даже не зная, кто их автор.

Я фыркнул, потом рассмеялся. Танюшка удивлённо посмотрела на меня, толкнула локтем:

— Ты чего?

— Да вспомнил… — и я процитировал, как стихи, кусочек из той самой песни, про которую упоминала Танюшка. Как раз то место, где Басс «возвышенным штилем» повествовал об очередном подвиге Таньки-амазонки, а сама амазонка то и дело его перебивала весьма прозаически: