— Первую зиму мы тоже поздно готовиться начали — и ничего, перезимовали, — лениво возразил Олег Крыгин, — ладно тебе, Лен…Здесь и зимы должны быть потеплей, чем у нас…
— Может, кто-нибудь поможет мне с оленем? — в пространство спросил Фергюс, свесив между колен окровавленные руки с финкой.
— Не порть шкуру! — всполошилась Танюшка. — Погоди, я сейчас! Вообще подвинься! — она решительно потеснила ирландца. — Давай вон потроши, а я шкурой займусь…
— напевал Басс, —
— поддержала Танюшка, —
Эх, как мы с Ленкой Рудь и с Кристинкой пели… — она горько улыбнулась. Йенс, выкатывая из пепла картофелину, как-то удивлённо сказал:
— Я сам раньше к вот этому… ну, как бы народному творчеству… я к нему равнодушно относился. Отец большой любитель у меня… был? есть? — он улыбнулся. — Вот и запало кое-что в память. А сейчас здесь жалею, что мало запомнил. Что-то во всём это… такое, — немец вздохнул снова и начал перебрасывать дымящуюся картофелину с ладони на ладонь.
— А мне, если честно, всегда нравились народные песни, — вдруг сказал Раде. — У нас в сёлах их до сих пор часто поют, — он улыбнулся растерянно и признался: — Только я не умею.
— Давайте есть, ребята, — тихо позвала Ленка. — Всё готово.
Я проснулся рывком, сразу. Было, судя по звёздам, около двух ночи. Рассыписто рдели угли на месте костра. Обострённым чутьём я ощутил — часовые не спят, все на местах. Было прохладно, но не настолько, чтобы проснуться. В чаще похрустывали ветки, потом истерически зарыдал филин, забился, захохотал, как сумасшедший. В просвете древесной кроны черкнули небо сразу несколько звёзд. Мне вспомнился прошлый август, степь за Каспием и вот такие же звездопады… Как там Кристо? Живут ли они всё ещё в нашей карпатской пещере, или ушли куда-нибудь? Жив ли вообще?
Так. А чего это я всё-таки проснулся? Выспался? Нет, кажется, нет. Не от холода тоже… Не от звуков… Ни от чего.
Плохо дело. Откинув одеяло, я сел, подтянул ворот куртки. Нашарив одним движением дагу, сунул её за стяжку штанов и встал.
— Ты куда? — тихо спросила Танюшка.
— Часовых посмотрю, спи, — так же еле слышно выдохнул я. Танюшка, кстати, и не просыпалась. Это так был, контрольный вопрос.
Я подошёл к углям, постоял возле них, полузакрыв глаза и прислушиваясь. Потом двинулся в сторону часовых.
Яна я не нашёл и на несколько секунд впал в обалдение, но меня стукнуло по голове веточкой и, вскинувшись, я обнаружил, что поляк этаким невозмутимым древесным грибом-наростом устроился на широченной ветви точно надо мной.
— Ну и?.. — прошипел я. Поляк ответил:
— Вшистко тыхо естем.
— Можешь не переводить, — отрезал я и свернул в сторону, давая кругаля в те места, где должен был находиться второй часовой.
Бесшумно ступая, я подумал, что там
давно пропорол бы себе босую ногу. А тут не то что пропороть — я сучки и ветки словно бы заранее чувствую… Так, а чем это у нас Видов занимается?Я остановился, чувствуя себя с одной стороны полным идиотом, а с другой — злясь на серба, который вроде бы не новичок, а вот нате… К нему, оказывается, присоединилась Линде, и она сейчас стояла на четвереньках совершенно голая, ну а остальное… мда. Я довольно нахально отметил, что датчанка в таком ракурсе очень красива, тем более, что ей, судя по всему, как раз «подкатило», и она подгоняла Видова слившимся в одно слово «йейейейейейей!» — сиречь просто «давайдавайдавайдавай!»
Вообще-то надо было уйти. Но я рассердился и собирался врезать Видову как следует, а для этого следовало дождаться окончания. У меня была мысль как следует гаркнуть, но вспомнилось, что Джек рассказывал, как однажды в самый патетический момент парочку вот так напугали, и их самым натуральным образом заклинило. И смех и грех — пришлось их отпаивать тёплой водой…
Я уставился на тёмное кружево крон и постарался отключиться. Кажется, получилось — мимо меня проскользнула на ходу застёгивающая куртку Линде с довольнейшей физиономией сытой кошки. На ходу она повернулась, звучно чмокнула воздух и пропала в кустах.
Я появился перед Видовым, когда серб натягивал штаны лениво-замедленными движениями. Он так и застыл — на одной ноге, другая просунута в штанину.
— Добрая ночь, часовой, — нейтральным тоном сказал я. — Звезды-то какие, а?
— Видел? — быстро спросил он.