Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Через долю секунды он уже навис надо мной. Я видел — как-то одновременно — безумные, почерневшие глаза и палаш в руке с задравшимся широким рукавом брони. Я сжался в комок, перекатываясь под ударами, потом обеими ногами пнул Фрэнка в пах и, когда он согнулся, добавил ногой в лицо, опрокидывая его наземь. Он упал неудачно (для себя) — крестом разбросав руки, и я, навалившись сверху, потерял секунду, пытаясь заколоть его палашом. Фрэнк ревел, я отвечал ему тем же рычанием и бил уже дагой, но не попадал, а потом — получил страшный удар в левую скулу и кувырком полетел в сторону. Не потерял сознания, но сразу встать не смог — правда, Фрэнк тоже не вскочил, одним из ударов я глубоко приколол его плащ-панцирь к земле, моя дага так и осталась торчать в поле. Я нашарил палаш; мы одновременно поднялись на колено и вразмах несколько раз скрестили палаши. Нож Фрэнк тоже выронил и, когда он потянулся за ним, я вскочил и с размаху ударил американца ногой в лицо, но Фрэнк подставил плечо, ловко перекатился и вскочил, выставив уже обе вооружённых руки. Левый глаз, кажется, у меня заплывал… Волосы Фрэнка почернели, с них текла жидкая грязь. Я опомниться не успел, а он прыгнул вперёд, как большая страшная кошка. Отвратительно скрипнул его палаш, остановленный моим где-то над нашими головами, ударом кулака в краге прямо по ножу я вновь вышиб его у врага, но пальцы Фрэнка жуткими клещами впились мне в горло через жёсткий ворот бригантины. Я вцепился в запястье врага свободной рукой, краешком сознания отмечая, что хриплю. Сил оторвать руку Фрэнка от горла не было, и по его оскалу я понимал — ещё сколько-то мучительных вдохов, и он выдерет мне горло вместе с куском ворота.

— Задушу, сломаю… — прорычал он мне в лицо, — молись, русская сволочь…

Страх, который я испытал в тот миг, был страхом не перед болью, которая меня ждала, а перед поражением. Несколько раз вслепую я бешено ударил коленом, но попадал в полы этой чёртовой брони. Дышать становилось всё труднее, я краем сознания отметил, что у меня широко открылся рот, и из него сам собой вылезает язык, а глаза распирает изнутри…

Опрокинутой чашкой опустится ночьШорох крыльев спугнет чей-то сонСтанет страшно, а значит уже не помочьНе спастись за преградой оконТочит когти луна среди черных ветвей

Темноту факелами согрейПляска смерти однаТы летишь из окнаУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убейБархат тяжких знаменрасшивай серебромПоцелуем впечатывай нитьНа прощальном ветрунам гореть по утру

Мы умеем за пляску платитьРазбивайся об ледВидишь время не ждетЧасовые торчат у дверейВ спину вылетит ножПросыпайся, поймешьУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убейИз разорванных туч

В руки выпадет ключТреплет болью остатки душиНе спеши отпускатьМертвый ветер плясатьРосчерк молнии штрих завершиПусть холодная стальРазомкнет нам устаВ небе вспыхнут осколки цепейКровь легка и чистаКамни сдвинет с креста

Убей, слышишь, убейУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убей!!«Джэм»

…Я вывернул правую кисть и услышал, как палаш Фрэнка со скрипом скользнул куда-то в сторону. Почувствовав, как освободилась рука, я с отчаяньем ударил американца торцом эфеса сверху по голове — и ещё, ещё, ещё, не помню — сколько раз, цедя сквозь зубы почти без голоса:

— Отцепись, отцепись, отцепись!..

Он попытался ударить палашом, но на таком расстоянии длинный клинок скользил по моей бригантине — не было места для размаха. Я просунул кулак в гарде ближе к лицу Фрэнка и уже почти вслепую — перед глазами бурлил алый туман — нанёс врагу ещё несколько ударов прямо в губы.

Американец отпустил меня.

Добить его я не смог, потому что был занят упоительным ощущением — я дышал. У Фрэнка по лицу текла кровь, из рассечённых губ, из-под волос… Да, такого противника мне ещё не попадалось. И бой-то не окончен… Я атаковал, как только продышался — рубя сплеча и держа левую руку наготове. Добраться бы до даги — но я запретил себя об этом думать, чтобы не расслабляться.

Фрэнк оборонялся недолго. Он пришёл в себя и, отразив мой четвёртый или пятый удар, сам нанёс ответный, да такой, что у меня хрустнуло в кисти. Я подпрыгнул, спасаясь от возвратного кругового в бедро, но третье размашистое движение пришлось слева в рёбра.