Путешественница

– Возможно, ты права, – произнесла Клэр, сияя от воодушевления. – Они были точно такими, как у тебя, Бри.

Она потянулась и нежно погладила волосы Брианны. Девушка ответила ей ласковым взглядом.

– Я знаю, – сказала она. – Я думала об этом, пока читала, – пыталась увидеть его, понимаешь? – Она остановилась и прокашлялась, словно у нее вдруг застрял комок в горле. – Представила его себе скрывающимся в пустоши среди вереска: он прячется, а солнце отсвечивает от его волос. Ты говоришь, что он был изгнанником; мне подумалось… я просто подумала, что он наверняка очень хорошо умел… прятаться. Ну, от людей, которые хотели его убить, – тихо закончила девушка уже без прежней уверенности.

– Верно! – торопливо подтвердил Роджер, чтобы рассеять тень в глазах Брианны. – Это прекрасная догадка, но, наверное, мы сможем сказать точнее, если еще немного поработаем. Если найдем на карте этот Скачущий Бочонок…

– Ты что, за дурочку меня принимаешь? – обиженно буркнула Брианна. – Я об этом подумала. – Тень в глазах исчезла, вместо нее появилось выражение самодовольства. – Потому-то я так припозднилась: заставила библиотекаря вытащить все карты горной Шотландии, какие у них есть.

Она достала из стопки еще одну фотокопию и торжествующе ткнула пальцем в точку ближе к верхнему краю.

– Видите? Этот холм такой крохотный, что на большинстве карт его не обозначают, но на этой он есть. Вон там деревушка Брох-Мордха, которая, как говорила мама, неподалеку от усадьбы Лаллиброх, а вот холм.

Ее палец сдвинулся на четверть дюйма, указав на карте микроскопическую отметку.

– Видите? – повторила девушка. – Он вернулся в свое поместье Лаллиброх, где и скрывался.

– Не имея лупы, я поверю на слово, что тут написано «Скачущий Бочонок», – сказал, выпрямившись, Роджер и улыбнулся Брианне. – Ну, поздравляю. Похоже, ты нашла его, пусть и так далеко.

Брианна улыбнулась, но ее глаза подозрительно блестели.

– Ага, – тихо произнесла она, слегка прикоснувшись пальцем к двум листкам. – Это мой отец.

Клэр сжала руку дочери.

– Приятно видеть, что ты унаследовала не только волосы отца, но и сообразительность матери, – сказала она с улыбкой. – Пойдем и отпразднуем твое открытие за приготовленным Фионой ужином.

– Хорошая работа, – сказал Роджер Брианне, когда они вслед за Клэр направились к столовой. Его рука легко лежала на ее талии. – Тебе есть чем гордиться.

– Спасибо, – отозвалась она с улыбкой, но почти сразу к ней вернулась задумчивость.

– Что с тобой? – тихо спросил Роджер, остановившись в холле. – Что-то случилось?

– Нет, в общем, нет.

Она повернулась к нему, и он увидел, что между рыжими бровями залегла маленькая морщинка.

– Только… я задумалась, попыталась представить… Как ты думаешь, каково это было для него? Жить в пещере на протяжении семи лет? И что стало с ним потом?

Движимый порывом, Роджер наклонился вперед и коснулся этой милой морщинки поцелуем.

– Не знаю, дорогая, – сказал он. – Но возможно, мы это выясним.

Часть вторая

Лаллиброх

Глава 4

Серая шляпа

Лаллиброх, ноябрь 1752 года

Раз в месяц, когда кто-то из парнишек говорил ему, что это безопасно, он спускался в дом, чтобы побриться. Всегда по ночам, крадучись в темноте, как лис. Риск оставался, но бритье казалось ему необходимым, чтобы вконец не одичать, – оно являло собой символ продолжающейся связи с цивилизацией.

Словно тень, он проскальзывал в дверь кухни, где его встречала улыбка Айена или поцелуй сестры и начиналось таинство преображения. Таз с горячей водой стоял наготове, только что правленая бритва лежала на столе вместе с тем, чему предстояло послужить мылом для бритья. Иногда, когда кузен Джаред присылал посылку из Франции, это было настоящее мыло, чаще же полуобработанный щелоком жир, щипавший глаза.

Ощущение начала преображения приходило с первыми ароматами кухни – дразнящими, насыщенными и не имеющими ничего общего со ставшими привычными, разносимыми ветром запахами болота и леса, однако лишь по завершении ритуала бритья он снова начинал в полной мере чувствовать себя человеком.

Они научились не торопить его с разговором, терпеливо ждали, когда он побреется, и с пониманием относились к тому, что после месячного одиночества слова давались ему с трудом. И не потому, что ему нечего было сказать, скорее наоборот: слова устремлялись в горло и образовывали затор, каждое хотело успеть вырваться наружу за то короткое время, что имелось в его распоряжении. Ему необходимы были эти несколько минут тщательной подготовки, чтобы выверить и отобрать, с чего он начнет и к кому обратится.

Ему, конечно, было и что послушать, и о чем спросить – об английских патрулях в окрестностях, о политике, об арестах и судебных процессах в Лондоне и Эдинбурге. Но это потерпит, прежде всего надо потолковать с Айеном об усадьбе, с Дженни – о детях. Ну а если все сочтут это безопасным, то можно будет даже привести сонных детишек, чтобы они поздоровались со своим дядей, обнялись с ним, расцеловались и, нетвердо ступая, вернулись в постели.

– Скоро он станет мужчиной!