Путешественница

Мясо было хрящеватым, жестким и самому майору показалось малосъедобным. Впрочем, случись ему питаться овсянкой, кореньями да порой лакомиться крысятиной, он, возможно, оценил бы это блюдо иначе.

– Да, майор, вполне.

Фрэзер добавил капельку винного соуса и поднес ко рту последний кусочек. Он не возразил, когда Грей дал знак Маккею снова поставить на стол поднос с бараниной.

– Боюсь, что господин Аруэ не оценил бы должным образом это превосходное блюдо, – сказал Фрэзер, покачав головой, и положил себе еще баранины.

– По правде сказать, я склонен был думать, что человек, столь популярный и влиятельный во французском обществе, обладает весьма изысканным вкусом, – сухо заметил Грей.

Половина его порции осталась на тарелке, ей суждено было отправиться на ужин коту Августу.

Фрэзер рассмеялся.

– Едва ли, майор, – заверил он. – Я никогда не видел, чтобы господин Аруэ даже на самом пышном пиру употреблял что-либо, кроме чистой воды и сухого печенья. Он не чревоугодник и к тому же страдает несварением желудка.

– Вот оно что? – с интересом откликнулся Грей. – В таком случае можно предположить, что желчность и цинизм иных суждений, наличествующих в его пьесах, отчасти объясняются этим прискорбным фактом. Или вы полагаете, что характер автора не проявляется в построении его сочинений?

– Учитывая особенности некоторых персонажей, появляющихся в пьесах и романах, майор, я склоняюсь к мысли о том, что автор, который черпает образы исключительно из себя, слегка искажает действительность, разве нет?

– Пожалуй, да, – ответил Грей, улыбнувшись при мысли о некоторых из прототипов весьма гротескных персонажей, с которыми он был знаком. – Если автор создает эти красочные персонажи из жизни, а не из глубин воображения, он, безусловно, может похвастаться весьма разнообразным кругом знакомств!

Фрэзер кивнул, стряхнув крошки с колен полотняной салфеткой.

– О том, что сочинение романов – каннибальское искусство, при котором автор часто смешивает маленькие порции друзей и врагов вместе, приправляет их соусом своей фантазии и дает всему этому вывариться в пикантное блюдо, мне говорил отнюдь не господин Аруэ, а его, если можно так выразиться, сестра по перу – пишущая дама.

Грей рассмеялся и подал Маккею знак унести тарелки и принести графины с портвейном и хересом.

– И впрямь превосходно сказано, чрезвычайно остроумно и метко! Кстати, о каннибалах: вам знакомо сочинение мистера Дефо «Робинзон Крузо»? Это моя любимая книга с детства.

Разговор перешел на рыцарские романы и тропическую экзотику. Он затянулся, и Фрэзер вернулся в свою камеру очень поздно, оставив майора Грея довольным хорошо проведенным вечером, но ничуть не продвинувшимся в деле раскрытия тайны, унесенной в могилу странным бродягой.

2 апреля 1755 года

Джон Грей вскрыл пакет с перьями, которые мать прислала ему из Лондона. То были лебединые перья, более изящные и более крепкие, чем обычные гусиные. При виде их он улыбнулся, усмотрев в этом намек на то, что не балует родню письмами.

Но и на сей раз матушке придется подождать до утра. Он достал маленький перочинный ножик с монограммой, который всегда носил с собой, неторопливо заточил перо на свой вкус, складывая в уме то, что хотел доверить бумаге. К тому времени, когда он обмакнул перо в чернила, все нужные слова и фразы уже были подобраны, так что писал Грей быстро, почти не останавливаясь.

2 апреля 1755 года

Хэролду, лорду Мелтону, графу Морэй

Мой дорогой Хэл, пишу, чтобы сообщить тебе о недавнем происшествии, которое привлекло мое внимание. Вполне возможно, что оно так и закончится ничем, однако, если во всем этом обнаружится реальная подоплека, может оказаться делом чрезвычайной важности.

Далее Грей подробно описал внешность бродяги и содержание его странного бреда и замешкался, лишь когда дошел черед до побега и повторного пленения Фрэзера.