— В этом не будет надобности, — прошипел кто-то из офицеров. — Когда мы схватим китайчонка, дополнительным силам нечего будет делать, потому что мы растерзаем его на кусочки! Не вешать же содомита просто так.
Флотилия одобрительно загалдела, но адмиральский возглас привел их в чувство:
— Джентльмены, прошу соблюдать порядок! Мы будем неукоснительно придерживаться действующего законодательства, а оно гласит, что убийца должен предстать перед судом губернатора целым и невредимым. Именем закона я запрещаю проводить какие-либо насильственные действия в отношении убийцы, когда он будет пойман. Вы не имеете права судите его, господа. Предоставьте это дело властям, и они изберут ему кару.
Это прозвучало зловеще, но офицеры шумно приветствовали слово «кара», примешивая крики «поделом ему!» и «по заслугам!».
С подчиненными адмирал говорил высоким голосом, но с губернатором он переходил на почтительный полушепот:
— Ваше превосходительство, я остановился в гостинице Макадамса и почту за честь оказать вам любую помощь, какая только потребуется.
Уходя, они ступали не так громко, из чего я сделала вывод, что мне удалось обмануть их, но я не спешила убирать с лица спасительное полотенце, пока не убедилась, что они действительно ушли. Кто-то подошел ко мне, по-видимому, Грей, и, вздыхая, сел в кресло. Через минуту послышался голос:
— Вы можете встать — мы остались одни. Надеюсь, что вы в сознании, — ехидно улыбнулся он. — Я не поверю, что женщина, победившая брюшной тиф, может упасть в обморок, подобно кокотке, от пустячного сообщения.
Я села в кресле и положила мокрое полотенце на колени. Грей сидел за письменным столом и смотрел на меня в упор.
— Сообщения бывают разными, бывают и не пустячные. — Я провела рукой по волосам, пытаясь представить, что осталось от прически. — Понимаете меня?
Руки, сложенные под подбородком, дрогнули, и Грей зашевелился, доставая мой белый шелковый веер с вышитыми на нем фиалками, который я обронила в коридоре, из ящика стола.
— Это ваша вещица? Она лежала в коридоре. — Он бросил на меня оценивающий взгляд. — Я не боролся с тифом, но, признаться, струхнул, когда увидел вас сегодня. Хотя и удержался на ногах, как видите.
— Уже хорошо, — процедила я.
Мне казалось, что я съела лягушку и теперь она барахтается у меня в животе, не могущая ни выбраться наружу, ни пройти по направлению к прямой кишке. Это ощущение не исчезало, и я выпалила то, что волновало меня более всего:
— Джейми женат, разве он не говорил вам?
Грей быстро отвел глаза, в которых отразилась глубоко затаенная боль, а затем опустил их, рассматривая свои красивые руки, перебиравшие мелкие предметы на столе.
— Говорил… Он намекнул, что вы умерли. Я знал, что он женат.
В его руках оказалось пресс-папье из серебра. Полированная поверхность и сапфир, вделанный в эту дорогую вещицу, отражали свет свечи.
— Он не говорил обо мне? — опуская голову еще ниже, спросил губернатор.
Вопрос вызвал во мне сочувствие и к самому Грею, и к тому положению, в котором он оказался. Его было жаль, но я понимала, что мне было бы больно слышать такие упоминания.
— Говорил. Говорил, что у него есть такой друг.
Грей с надеждой посмотрел на меня.
— Это правда?
— Да… Я… Вы должны узнать все. Мы думали, что второй из нас погиб. Война разлучила нас на годы. Я нашла его только сейчас спустя… Боже, неужели я приехала сюда четыре месяца назад?
Я задрожала, думая о том, что живу в восемнадцатом веке слишком многими жизнями для одного человека. Слова «А. Малкольм, печатник», украшавшие табличку в эдинбургской печатне, я прочла — подумать только! — всего четыре месяца назад.
— Я понимаю… — протянул Джон Грей. — Вас разлучил Каллоден… Господи, так вы не видели его двадцать лет?! — Теперь он был близок к обмороку. — А четыре месяца? Но…
Он задал бы еще несколько несвязных вопросов, но тряхнул головой и с интересом спросил:
— Вы знаете что-нибудь об Уилли?
— Кто это? — недоумевала я.
Грей снова влез в один из ящиков и выудил оттуда что-то маленькое, затем придвинул предмет ко мне, побуждая встать.
Он протянул мне портрет ребенка девяти-десяти лет, обрамленный рамкой темного дерева. Испугавшись, я, как во сне, протянула руку и взяла вещь.
Первое, что пришло в голову при виде портрета: этот мальчик мог бы быть братом Брианны. Вторая… о нет, вторая была о том, что этот и вправду брат Брианны!
В этом не приходилось сомневаться: раскосые глаза, высокие скулы викинга, длинный нос и даже поворот головы — все свидетельствовало о том, что отцом этого ребенка является отец Брианны… Этого нельзя было скрыть даже за мягкими детскими чертами лица и каштановым цветом волос, которому еще предстояло стать рыжим…
Не в силах держать в руках портрет, я положила его обратно на стол и положила сверху ладонь, вдавливая миниатюру в столешницу. Грей не спускал с меня глаз.
— Вам это не было известно? — с сочувствием проговорил он.
— А кто… а кто его мать? — выдавила из себя я, кашляя и задыхаясь.
Новый губернатор Ямайки не спешил с ответом.
— Ее нет в живых.
— Но кто она была?