Впрочем, перемены все же произошли, прежде всего затронув пристройки. Не было часовни и голубятни: они были сожжены англичанами. Джейми говорил, что это произошло через год после Каллодена. Зато обитатели Лаллиброха построили что-то новое; судя по виду, постройка служила для хозяйственных нужд. На ее крыше гордо восседали голуби, очевидно жившие здесь после того как их прежнее жилище насильно отняли. Были и другие перемены: стена в одном месте была проломлена, и камни, которыми заложили провал, отличались по цвету от других.
Возле дома рос шиповник – его посадила еще Элен, мать Джейми и Дженни. Сейчас он стал настоящим большим кустом, тенистым и пышным, и было видно, что он неохотно расстается со своими листьями перед лицом холодов.
Западная труба дымила, но ветер, долетавший с моря, сносил ее на южную сторону. Невольно я представила, как проходят вечера в этом доме: горит очаг, распространяя приятное тепло, Дженни читает книгу домочадцам, и на ее лице играют таинственные отблески огня… Мужчины, Джейми и Эуон, слушают роман или стихи невнимательно: они играют в шахматы. Я точно знала, как проводят жители Лаллиброха зимние вечера, ведь очень хорошо запомнила время, когда жила там, и то умиротворение, когда дети уже спят, а мы с Дженни обмениваемся рецептами – я пишу у секретера розового дерева, – штопаем бесчисленные вещи и говорим.
– Джейми… как считаешь, будем жить вместе в Лаллиброхе? – Я осторожно поинтересовалась тем, что занимало меня всю дорогу, но в то же время попыталась говорить бодро.
Лаллиброх был моим домом, это правда – нигде я не чувствовала себя так привольно, как там. Но с тех пор прошло столько времени. Могу ли я рассчитывать на право жить здесь?
Джейми призадумался. Он взял поводья и неясно ответил:
– Думаю, что это не зависит от нас с тобой, скорее от обстоятельств, англичаночка.
Джейми покосился на свой дом, словно оценивая мои перспективы.
– Не переживай, я не обижусь, если что-то пойдет не так, – погладила я его руку. – Если мы переберемся куда-нибудь, пусть и во Францию, я все равно буду счастлива, потому что я с тобой.
Джейми коснулся губами моих пальцев.
– Англичаночка, пока мы вместе, я тоже счастлив, куда бы нас ни забросила судьба.
Мы долго молчали, смотря друг на друга. Эуон-младший несколько раз кашлянул, напоминая о том, что мы не одни здесь. Я была благодарна ему за деликатность: он пытался ничем не смутить нас, понимая, что мы хотим побыть наедине, а потому, подходя к нам, всегда покашливал, громко заговаривал о пустяках или шумно возился с чем-нибудь.
Джейми скорчил рожицу и пожал мне руку, а выпустив ее из своих лап, сказал мальчику, подъехавшему на пони:
– Эуон, мы, почитай, дома. Коли небо будет ясным, то к ужину как раз поспеем. – Джейми бросил взгляд на небо, по которому плыли облака, цепляя верхушку гор Монадлиат.
– Угу, – выдавил парень, желая, по всей видимости, оттянуть свой визит.
Мне захотелось поддержать его, и я произнесла:
– «Дом там, где нас, когда бы ни пришли, не могут не принять»[15]
.– Да уж, тетушка, принять-то примут, это уж как пить дать, – Эуон был желчен. – Да только что будет потом…
Джейми поддержал боевой дух мальчишки, подмигивая племяннику и изрекая:
– А потом, малыш, тебя примут яко блудного сына. Помнишь этот сюжет? Дженни будет рада видеть тебя, когда бы ты ни пришел.
Эуон-младший с разочарованием посмотрел в глаза дядюшке.
– Дядя Джейми, не обольщайся: жирного тельца мне не видать. Матушка, может, и порадуется, да только не моему возвращению, я-то знаю! – Парень поджал губы, подумал, повздыхал, вспоминая прошлые свои возвращения в отчий дом, и сел ровнее в седле. – Скорей бы уж все прошло.
– Что, есть все основания так бояться? – Я наблюдала за Эуоном, спускающимся по камням, и размышляла о том, что ждет его и меня.
Джейми развел руками.
– Мать есть мать, да и у отца сердце не каменное – простят, конечно. Но не без порки. Впрочем, мне тоже есть чего бояться, меня тоже ждет своя доля упреков и всего такого. Думаю даже, что у меня больше оснований нервничать перед встречей с сестрой и зятем.
Он пустил коня вслед за пони Эуона.
– Англичаночка, едем, осталось совсем немного. Чему быть, того не миновать.
Я тоже переживала перед встречей с Дженни, которой еще не видела, и въезжала в Лаллиброх с опаской. Поначалу, как и всегда, нас встретили собаки разнообразных мастей. Выбежав из-за изгороди, они принялись ругать нас как чужаков, но потом признали и встретили, как подобает встречать хозяев – заливистым радостным лаем и визгом.
Паренек спрыгнул с лошади навстречу радующимся псам, норовившим лизнуть его в нос. Животные искренне были рады его приезду, и я надеялась, что так же тепло нас встретят все остальные обитатели Лаллиброха. Эуон взял на руки одного из щенков, бывших вместе со своими сородичами, вертевшимися между ног лошадей.
– Это Джоки, – протянул он мне песика, показывая бело-коричневую меховую массу. – Подарок отца, мой пес.
– Хороший, – почесала я уши Джоки.