Дженни была бледна как полотно.
Покрасневший от гнева Джейми едва сдерживался.
– Нет, ты ни в чем не виновата. Я не осуждаю тебя. Но скажи, Дженни, разве виноваты мы с Эуоном, что обработка земли приносит доход, слишком малый для того, чтобы безбедно жить?
Дженни также пыталась сдержать обуревавшие ее чувства.
– Нет. Вас никто и не упрекает. Джейми, ты делаешь все, что можешь, и за это я благодарна тебе. Ты не темная личность.
– Хорошо, кто же тогда? Те, с кем я работаю? Так мы делаем одно дело, я такой же, как и они. Обвиняя их, ты обвиняешь меня. Выходит, я тоже темная личность?
Джейми был уязвлен ее словами и требовал объяснений.
– Джейми Фрэзер, ты мой брат, – справедливо заметила Дженни. – Видит бог, что я не всегда рада этому, но это так. Черт возьми, братец, я не желаю с тобой ссориться! Делай что хочешь, хоть выходи на большую дорогу, хоть держи публичный дом, хоть что, если считаешь это необходимым. Я не осуждаю тебя и не обсуждаю способы твоего заработка. Только умоляю – не заставляй заниматься этим Эуона!
Джейми сощурил глаза, заслышав фразу о публичном доме, и укоризненно посмотрел на зятя, но тот, слушая яростную речь жены, удивленно качал головой.
– Это не я, Джейми. Я ничего не рассказывал ей, сама узнала, – оправдался он. – Уж знаешь, какая она настойчивая.
Джейми решил отстаивать Эуона до конца, не отвлекаясь на другие вопросы, и миролюбиво уговаривал сестру:
– Конечно, Дженни, я понимаю, что ты волнуешься. Но мальчику ничего не грозит, он вне опасности. Я не заставляю его заниматься чем-то неподобающим, берегу его как зеницу ока. Да я люблю его как сына!
– Что ты? – сказала Дженни язвительно. – Так любишь, что вынуждаешь его покинуть родной дом и не извещаешь нас. А он все это время у тебя, в Эдинбурге! Так проявляется твоя любовь?
Джейми благоразумно смутился.
– Не так… То есть… Да, мне стоило задуматься над этим, прости. Мне хотелось… Ай, уже неважно, – мотнул он головой. – Нужно было бы известить вас, твоя правда. В этом я виноват, да. Но я не вынуждал его бежать!
– Я так и не думаю, – поддержал его Эуон. – Вряд ли бы ты вынуждал мальца сбежать вот так, тайком.
Эуон-старший уже успокоился, и его лицо приняло свой обычный цвет. Закатный свет выпячивал его худые щеки, торчащие суставы, обтянутые кожей, освещал деревянную ногу.
– Малец души в тебе не чает, Джейми, – признался отец мальца. – Я ведь вижу, как горят его глаза, когда он видит тебя, как вертится возле тебя все время, а потом поминутно вспоминает о тебе, когда ты уезжаешь. Он любит тебя и думает, что ты совсем другой, не такой, как мы. Что твоя жизнь полна захватывающих приключений и что так легко присоединиться к тебе. Что уж там говорить, твои рассказы не дают ему покоя, а тут выгребай дерьмо да возись в огороде.
Заслышав эту новость, довольно очевидную для него, Джейми примиряюще заулыбался.
– Так ведь все мальчишки такие, Эуон. Помнишь себя в четырнадцать?
– Все не все, но лучше бы малец держался подальше от тех вещей, которые ты можешь ему предложить, – встряла Дженни, недовольно окинув взглядом брата. Она не стала уточнять, что же такого может предложить парню Джейми. – Когда б не Боженька, ты бы давно гнил в земле.
– Точно. Но видишь ли, сестрица, знать, Боженька готовит меня к великим свершениям, раз не дает погибнуть.
Джейми лукаво улыбнулся и взял меня за руку. Дженни покосилась на меня, но, ничего не сказав, продолжила говорить с братом.
– Как знать, может, и к свершениям. Да только Эуону все же лучше пока держаться подальше от таких приключений. Свое он наверстает, но только не сейчас. – Она уже не метала молнии в брата и смотрела на него ласковее. – Может, ты и совершаешь подвиги, я не знаю. Но я догадываюсь, что ты можешь сотворить. Так что говорю совершенно определенно: Эуону не стоит приобщаться к тому, чем ты занимаешься.
– Угу, – буркнул Джейми. Он выдержал паузу, в продолжение которой возил рукой по щетине, а потом снова ринулся в бой: – Хорошо, я не настаиваю, чтобы он во всем подражал мне и жил моей жизнью – это и не нужно. Но я хочу сказать о том, что Эуону пришлось многое пережить за эту неделю и он вел себя достойно, как настоящий мужчина. Сечь его – не лучшая мысль.
Дженни скривилась.
– Так уж и настоящий мужчина! О чем ты говоришь, братец, Эуону четырнадцать!
Джейми не дал волю раздражению и негромко проговорил:
– Мне было ровно столько же, когда я сделался мужчиной.
Дженни фыркнула, пряча неожиданно появившиеся слезы.