Путешествие критика, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частью сам был очевидным свидетелем

По окончании сих небылиц г. Вральман посматривал на всех с торжествующим видом. Удивление слушателей было безмерно. А я едва не лопнул со смеху. Вральман еще хотел было что-то начать; но уже был первой час за полночь, гостям время было идти по домам. Бывший тут городничий здешнего города просил всю компанию к себе на чашку кофе. Завтрашний день я буду у него, и надеюсь увидеть или услышать, что-либо подобное сему, что видел я слышал в доме Вральмана.

Письмо VII.

Псовые охотники.

Ожидание не обмануло меня, любезный друг. Все гости в доме городничего были Вральманы и все равно на подряд врали. Это псовые охотники. Будучи все преданы до чрезвычайности страсти гоняться за зайцами, они хотели переспорить друг друга в том, кто из них в полном смысле охотник, а, следовательно, и дворянин. Если верить похвалам, какие они приписывали своим Стреляям, Крылатам, Вихрам, Обидкам и так далее, то непременно должно уже заключить, что во всем округе нет ни одного зайца. Впрочем будучи в великом жару, они нередко проговаривались, что крестьянской капусте нет покою от сих зверков. Жар с коим они спорили, мог, кажется, уверить каждого, что всякой из них поймал славу и преимущество как зайца; но слава так же далеко была от них, как заяц, гуляющий в каком-нибудь острове — за тридесять земель в тридесятом царстве.

Ежели судить по самохвальству их, то все они великие искусники; а их Крылаты и Вихры быстрее вихря, ловчее рыси. Но ежели сверить их убеждения с их же рассказами, то иногда случается (и часто), что зайцы уходят; и от того их великое множество. Из чего видно, что они великие хвастуны, проживающие без расчёта свои доходы; доставляющие Крылатам не собачьи, а господские выгоды и удовольствия. Правда, пусть те, коим есть на что содержать псовую охоту, утешают себя тем, в чем находят некоторое удовольствие; а особенно когда оно не сопряжено с значительным ущербом самому себе.

Но бедному дворянину, каковы были все гости, бывшие у городничего (ибо и богатейший из них не имел более 80 душ), совершенно непростительно кормить собак до 50; а менее сорока ни у кого из них не было. Не явное ли будет это разорение и самому себе и подчиненным? А все сие для чего? для того только, чтоб после можно было сказать: "У меня большая охота, я де барин!" А это охотнику и в голову не входит, что всякой умной только смеется их дурачествам и с презрением говорит: "Он охотник, у него на дворе собаки борзые да холопы босые". А почему же и не смешно? При малом достатке содержать такую охоту на что? И служителям негде взять ни порядочной одежды, ни пищи, кроме щей, хлеба, да воды. А квас где? Мука исходит в навар собакам! — Случается, и не редко, что и собаки, и лакей, и господин (ибо и собака, и господин гонятся за зайцем) изнуряются и изувечиваются. Впрочем охотник не ставит все сие в счет: для него нужды нет, что тысяча гонится за грошом. По моему, не лучше ли бы было употреблять свои малые доходы как должно, то есть завести в доме хороший порядок, чтоб слуги были сыты и обуты, чтоб они не завидовали состоянию любимой собаки, покоящейся в гостиной на софе. Собака собачье место и знай; а человек не должен быть промениваем на собаку. Я бы советовал всем таковым охотникам оставить сию боярскую спесь, ни мало не соответствующую их состоянию, и вести жизнь, не на собаколюбии, а на человеколюбии основанную.

Любезный друг, к сожалению, и в числе наших знакомых есть такие, кои столь же безрассудно боярствуют. Предложи им мой совет. А когда он им не понравится, то скажи, что я знавал одного охотника, подобного им, которой ни за что не соглашался перевести свою охоту; но будучи доведен наконец ею до нищеты, призвал своего псаря, приказал ему на другой же день перевешать всех собак, не оставляя ни одной. Псарь, дивясь столь же неожиданному, сколь и жестокому приказанию своего господина, осмелился из жалости предложить ему, что лучше будет отобрав резвых собак, подарить их своим приятелям.

"Ах! Нет! Нет! — вскричал помещик, — не только приятелям, но и никому я зла делать не намерен. Непременно, чтобы они все были повешены, я приказываю"! — что на другой же день и было исполнено. Тем кончилась его охота и его разорение. Желаю сего и нашим приятелям, коим за нужное почтешь предложить мой совет.

Письмо VIII.

Дарено-купленный перстень.

Будучи здесь в одном собрании, заметил я, что одна молодая щеголиха весьма неприятно посматривала на одного бывшего здесь моего знакомца. По поводу приятельской его со мною связи сказал я ему:

" Заметили ли вы, как косо смотрит на вас сия молодая госпожа"?

" Я давно это вижу и знаю", — отвечал он.

— Мне это весьма странно кажется, что вы, будучи человек молодой, пригожий, ловкий, могли заслужить немилость такой прекрасной госпожи, — сказал я улыбаясь.

" Не дивитесь! — сказал он. — Я имел с ней любовные интриги; но по некоторым обстоятельствам, а более всего по явной ее измене принужденным себя нашел прервать с нею всякую связь".