Путешествие критика, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частью сам был очевидным свидетелем

Но Высокомеров, будучи при всей своей гордости рассудителен, представил им убедительнейшие доказательства в опровержение их мнения. Друг мой! сказал он дочери своей, тебе нечего более ожидать: если ты пропустишь этот случай, то на всю жизнь останешься в девках; избери любое. На всю жизнь… Как поразительны сии слова для гордой невесты! Подумав несколько времени, и видя, что никому не нравится, сколько ни старались вытягиваться пред приезжающими в дом их гостями, решилась наконец просить отца своего о вызове Безвыгодова.

По получении известия, Безвыгодов не замедлил взять отставку и приехать к ним. Однако же, верно будучи кем-нибудь настроен (потому что самому ему, кажется, этого не выдумать) объявил нареченному тестю своему, что он не иначе согласится взять за себя дочь его, как разве он к обещанным в приданое пятидесяти душам прибавит еще двадцать, в противном случае он будет искать счастья своего в другом месте.

Высокомеров, видя, что зять его не столько помышляет о дочери его, сколько о ее имении, хотел отказать ему, упрекая жену свою и дочь; что они сами от себя, от своей глупости упустили женихов, из коих некоторые хотя столько же, как и сей были недостаточны, однако искали человека, а не богатства. Тут почувствовали они ошибку свою и раскаялись — но уже поздно. Чем более изыскивали они средств пособить горю своему, тем более их не находили. — Делать нечего! невеста сама начала просить родителей своих, чтобы выдали за Безвыгодова требуемые им семьдесят душ, a в приданое дали бы хоть ее. — Вчера совершилось бракосочетание их. Г. Безвыгодов самый безвыгодный человек. Славное наказание за гордость! — Дай Бог, чтобы сим и кончилось! Беда, ежели не будет у них между собою и согласия! Пусть гордящиеся богатством отцы и матери, и девицы, тщеславящиеся красотою своею, посмотрят на сей пример и научатся искать счастья своего не в богатстве и гордости, а в сердечной любви и согласии.

Письмо XIX.

Много думающий о себе недоросль; или он учился у троих учителей тому, чтобы ничего не знать.

Кажется мне, что г. Высокомеров почел бы весьма неприятным для дочери своей предзнаменованием, если бы на свадебном пиру ее не было хотя одного гостя высокомерного, гордого; к сожалению их было довольно: на всех их смотреть было гадко: но мне особенно приметен стал один молодой человек, сын одного живущего здесь богатого помещика, занимающего первейшую должность изо всех тех, которые только зависят от выбора.

Он так надут гордостью, что, мне кажется, скоро лопнет. Сперва подумал я, что он гордится отцовым чином; но совсем не то: он почитает себя превыше всех смертных, потому единственно, что учился у троих учителей, которых отец его содержал у себя для его воспитания, и ничего не знает. Поверишь ли, любезный друг! Ученик трех учителей, как говорится, не умеет и трех перечесть, не умеет сказать кстати слова, не умеет даже шагнуть.

Лишь только он взошел, то сделал всем гостям, в разных местах сидящим, общий поклон, состоящий совсем почти в неприметном наклонении головы; потом остановился, дабы хорошенько рассмотреть, где ему приличнее сесть.

Здесь к удовольствию его одна почтенная дама встала с своего места, дабы поговорить тихонько с другою. Увидев место сие праздным, и думая, что севши на него, он будет важнее всех, бросился на него, как гончая на зайца. Дама, окончив разговор свой, хотела опять занять свое место; он увидев на нем сидящего господина недоросля, принужденною нашла себя избрать другое между мужчинами.

Недоросль не сел с мужчинами, которых он почел весьма мелкими в сравнении с собою, верно из сожаления, чтобы не подавить их важностью сана своего и не ослепить блеском премудрости своей, которой он набрался от французских, немецких и итальянских кучеров, своих учителей. Но после, видно огорчившись, что дамы не сделали ему должного приветствия и не входили с ним в разговор, встал с своего места и начал ходить взад и вперед по комнате с тросточкой в руке, с лорнетом в другой, думая важною, искусною своею выступью удивить всех, и удивил; потому что никто так удачно не мог бы представить пляшущего медведя.

Приметя, что я разговариваю с отцом его и другими гостями, подошел ко мне так близко, что едва не опрокинул меня вместе со стулом. Я хотел попросить его, чтобы он, ежели угодно, упал сам вместо меня; но он, наведши на меня око "зрячих" — слепых модников, начал осматривать меня с головы до ног, и тем привел меня в смех.

Правду говорят: на дураке, что на пьяном, взыску нет.

После сего я начал по прежнему продолжать не упомню какую-то материю, об которой мы прежде говорили. Но недоросль наш, верно желая доказать, что он имеет и язык (ибо он до сего времени только сидел, ходил, глядел и морщился), сказал, улыбнувшись по лошадиному: "Не правда, государь мой! Этого быть не может; я слышал, не помню только от кого, что в некоторой книге о сем написано совсем иначе, нежели как вы говорите".