Путешествие критика, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частью сам был очевидным свидетелем

Дружество между домом Свисталова и домом Надувалова совершенно рушилось. Вот и еще к числу прочих прибыло одно доказательство, что в мире нет ничего прочного, постоянного. Любовь, дружество суть также временные, скоро гибнущие услаждения человека. Разрыв дружественной связи между сими двумя домами достоин замечания потому более, что они столь короткое время живя в уездном городе, успели возненавидеть друг друга столько же, сколько прежде любили, живши в столице.

Ты сказывал мне некогда, что они почитали тот день несчастным, в который обстоятельства не позволяли им быть вместе; а теперь тот день почитается у них несчастным, в который они увидятся друг с другом.

Будучи обоим коротко знаком, я спрашивал и того и другого о причине взаимной их ненависти; но они дали мне самые пустые, неудовлетворительные ответы так, что я подумал, что они ненавидят друг друга не зная сами за что. Неоднократно предлагал я им, чтобы они помирились, или по крайней мере менее ненавидели и злословили друг друга. "Брани, а на мир слово покидай"! — говаривали старинные люди.

Какая разумная пословица! При каждом свидании с ними я твержу им ее; но они, кажется, думают, что им не достает еще ненависти, чтобы возненавидеть друг друга столько, сколько надобно; потому опасаются, чтобы сия малая ненависть не истощилась, чтобы место ее не заступила прежняя любовь, которая по необходимости опять соединит их между собою.

Видя, что все мои старания примирить их и даже узнать настоящую причину вражды их остаются тщетны, я прибег к последнему средству, которое мне лучше прочих послужило. Зная, что многие господа имеют неосторожность о секретных материях говорить между собою при рабах своих, я спросил одного из слуг г. Надувалова, не знает ли он, почему господа его поссорились с Свисталовыми?

— Как не знать! — отвечал он.

Приметь, любезный друг, лакей стоя у дверей, смотрит в землю, кажется, страшится и подумать о том, чтобы вслушиваться в господские речи, но в самом деле держит ухо востро и не проронит ни одного слова.

Из слов сего лакея узнал я, что Свисталовы Надуваловых и Надуваловы Свисталовых за то только ненавидят, что в обеих домах есть по девушке невесте. Какая вздорная причина, но в самом деле так. После я спрашивал посторонних людей — они сказали тоже. У Свисталова дочь, у Надувалова дочь, у двоих две дочери невесты, и они думают, что у нескольких тысяч отцов один только сын жених, достойный дочерей их. Таким образам барышни злятся друг на друга, опасаясь, чтобы одна в женихе не перехватила счастья у другой; отцы их, чтобы один в лице зятя не присвоил себе честь, принадлежащую другому; а матери сердятся, кажется, потому только, чтобы сердиться, или, страшась также, чтобы одна не сделалась тещей прежде другой.

И к тому и другому сватались многие достойные женихи; но Свисталов всегда отбивал у Надувалова, Надувалов у Свисталова. Они столько теперь прославились в здешнем округе, что ни один жених не осмелится к ним присвататься. Свисталов и Надувалов притча во языцех!

Любезный друг, они тебе более знакомы, нежели мне: пожури их, чтобы перестали ссориться из-за женихов, мучить себя и смешить других. Ради Бога, постарайся уверить их, что из женихов на свете не один. Если же не послушают они дружеского твоего совета, то употреби угрозы: скажи, что ты неподалеку живешь от типографии, что типографщики тебе весьма знакомы, или даже родня; следовательно ты имеешь всякую возможность о вражде их — о их глупости — дать знать всему свету чрез газеты или чрез какой-нибудь журнал; особенно попугай журналом, журнал для них всего страшнее; ибо всякой попавшийся в журнал, по мнению их, есть человек подозрительной, лишенный всех чинов, привилегий и самого титла: дворянин. Такого человека все женихи будут избегать точно так же, как модные щеголихи дегтярного ряду на ярмарке. Я уверен, что они после этого не только сами помирятся, но и внукам своим закажут ссориться из-за женихов.

Письмо XXVIII.

Завистник.

Любезный друг! Третьего дня имел я удовольствие прогуливаться верстах в пяти от города на прекрасной долине, где бесчисленное множество цветников и аллей насаждено руками натуры с таким искусством, какое свойственно одной природе. Подходя к речке, приметил на берегу оной стоящего человека, который, как казалось погружен был в глубокую задумчивость. Так, правду сказывали мне, что это место самое романическое, думал я сам в себе. Этот человек или страстной вздыхатель, пришедший сюда питать томную задумчивость души своей, или старец, с горестью воспоминающий о утехах молодости и уподобляющий течение жизни человеческой течению сей речки.

Сии мысли вдохнуло в меня само очаровательное местоположение. Я подхожу к незнакомцу ближе. Он оборачивается — и какая встреча! Мог ли я подумать, что на берегу, или под тенью высокого осокоря найду И. С.?