Путешествие критика, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частью сам был очевидным свидетелем

— Ах! если бы вы знали, сколько я перенес ругательств и язвительных насмешек от бессовестных подьячих, которые никакого слова не спустят без того, чтобы не попросить по крайней мере гривны опохмелиться. А они каждую минуту и пьяны и вместе с похмелья!

— Бедные судьи! — думал я сам с собою, — пройдет ли хотя один день, в которой бы не ругал вас кто-нибудь, — и за дело! Между тем есть и такие люди, которые злословят вас же безвинно!

Г. А., взявши за руку своего приятеля, сказал ему: "Сделай милость брат! Полно беспокоиться! Ну! Разве не знаешь, как пособить этому горю? Накинул на крестьян: вот и все дело с концом"!

Он. Я это мог бы и без того сделать. А что истрачено, того никак не воротить.

Г. А. Брось все, да пойдем ка лучше в сад погуляем. Авось горе пройдет!

Между тем я приметил, что Г. А. слушал жалобы друга своего с некоторым удовольствием, которое живо обнаруживалось на лице его. Дружество скупых есть дело весьма странное, и несообразное с законами естества. Между великими добродетельными людьми оно обыкновенно основано бывает на взаимном почтении; а между скупыми, кажется мне, на зависти. И поелику они любят друг в друге одно богатство, которое им не принадлежит, то один из них всегда чувствует какую-то странную радость, когда другой подвергается какой-нибудь трате и вместе сожалеет о том, что истрачено. Сим средством сохраняют они дружество, или по крайней мере предохраняют себя от взаимной друг к другу ненависти. Походя несколько времени в саду, в котором так же, как и в доме, не было ничего особенного, кроме Г. А. и его двух друзей, мы вышли в поле и обошли кругом деревню. Она довольно велика. Но развалившийся хижины, похожие более на хлева, нежели на дома, весьма ясно доказывали, что скупой богач столько же тягостен для человеческого рода, а еще более для крестьян своих, как и мот. В разных местах попадалось нам на встречу по нескольку человек поселян, шедших на господскую работу. Все они покрыты были разодранными рубищами. Некоторые из них, проходя мимо нас, бросали презрительные взгляды на Г. А., а другие тяжелыми вздохами изъявляли сердечную скорбь, каковую причиняют им всегдашние труды, которые столько же для них бесполезны, сколько и тягостны.

— Это верно крестьяне ваши? — спросил я наконец Г. А.

— Мои крестьяне! — ответствовал он с важным властительным видом.

— Сколько у вас всего душ?

— Очень немного, всего на всего мужеска полу не более 760 душ, да за двумя дочерями отдано в приданое 250 душ. Ныне настали времена ни на что не похожие, — прибавил он, — без детей горе, а с детьми и вдвое. Вспои, вскорми, да приготовь богатое приданое; а без того и человек не человек! Бывало… — тут пустился он рассказывать о старине, читать длинные панегирики всем почивающим в Боге откупщикам, ростовщикам и всякому скряге, весьма часто повторяя изречение: скупость не глупость.

Отчаявшись прослушать все скучные рассказы его, я напомнил ему, что мне время уже расстаться с ними.

— Жаль, дорогой гость! что ты так скоро оставляешь нас! — сказал Г. А., - но я не удерживаю вас. Впрочем надеюсь, что вы не откажите мне в одной маленькой просьбе. Мне хочется, чтобы вы заехали к моему зятю.

Я старался отговориться тем, что не знаю дороги; но Г. А. тотчас нашел средство опровергнуть сие возражение.

— Мне надобно кое о чем переговорить с зятем: таким образом, Дорофеевич (так назывался дядька, камердинер, великой эконом и друг Г. А.) будет вашим путеводителем. Вы увидите, что дочь моя, хотя она воспитана и в деревне, может показаться не дурой и в городе.

Приметь, друг мой! Честолюбие находит для себя место и в таком сердце, из которого скупость выгнала всякое другое чувствие. Я имел неосторожность похвалить в некоторых случаях Г. А. и хотя он весьма того не заслуживал, однако ж похвалы принимал не иначе, как должную дань совершенствам его. Далее — вообразил он, что дочери его и Дорофеевич суть такие люди, на которых должно взирать с почтением и удивлением. Делать нечего! Я принужден был согласиться. Г. А. проводил меня со всеми знаками дружества. Ветхий Дорофеевич в ветхом сюртуке, на ветхом коне едет передо мною, я за ним. Что случится вперед, не знаю. Прости!

Письмо IV.

Бедный муж и богатая жена или сколь худо бедному жениться на богатой.