Путешествие мясника

Итак, стейк уже пожарен, и я стою над ним с бокалом вина, вдыхаю аромат, любуюсь на коричневую корочку и жду, пока он дойдет. Я уже представляю себе, как восхитительно он будет таять у меня во рту, как я запрокину голову от удовольствия, и в этот момент что-то как будто лопается у меня в мозгу. Какая-то смутная, еще не совсем оформившаяся мысль, и я заранее знаю, что она будет недоброй и мучительной, но меня неудержимо тянет додумать ее, как тянет расковыривать едва подсохшую ранку.

Какого черта я делаю здесь, в одиночестве и пустоте? Что это, если не та же сухая выдержка? И какая часть меня в итоге сгниет, а какую придется отрезать? Наш союз с Эриком? Или, наоборот, все остальное: мою измену, боль, Д.? Стоит ли избавляться от всего этого ради обновленного, более нежного и гармоничного брака?

А что, если срезать придется меня саму, всю мою старую сущность, и оставить что-то новое и прекрасное, в чем уже не будет ни капли меня?

Я стою со щипцами в руке, смотрю на розовую лужицу сока, вытекшую из стейка на тарелку, и плачу. Возможно, настанет время, когда мне уже не будет жалко того, что сгнило, чем бы оно ни было. Возможно, чистый и красивый результат достижим не только в мясной лавке, но и в жизни.

Стейк получился хоть куда. Я съедаю один, а еще два на следующий день беру с собой в Нью-Йорк, чтобы поделиться ими с Эриком. Своими мыслями я с ним не делюсь. Он все равно не поймет или, скорее, поймет слишком хорошо. Нет, достаточно будет, если я поделюсь с ним только этим ароматом и вкусом и, возможно, расскажу немного о сухой выдержке и о том, как приходится кое-чем жертвовать. Пока только влагой, мясом и жиром.

Два дня спустя я иду по Юнион-сквер, возвращаясь с занятий по йоге, и неожиданно вижу Д.

Нет, на самом деле ничего неожиданного здесь нет. Удивляться можно только тому, что мы так долго не встречались. Я бываю на Юнион-сквер три или четыре раза в неделю; здесь средоточие моей городской жизни. С ньюйоркцами такое часто бывает: каждый этап биографии имеет свою географическую привязку. Хотя мы с Эриком, после того как поженились, обитали в Бруклине, вся наша жизнь крутилась главным образом в Ист-Виллидже, в нескольких кварталах между авеню С и Первой, между Седьмой и Десятой улицами. А последние несколько лет такой центр существования для меня — это Юнион-сквер. Здесь, как объясняю я Гвен и своим друзьям, принимает мой личный психотерапевт, здесь в студии я занимаюсь йогой, покупаю еду в магазине «Органические продукты» и на овощном рынке, здесь находится бар «Республика», где бармен знает меня и, не спрашивая, наливает бокал рислинга. Все это правда, так оно и есть, но началось-то все с Д. Он работает поблизости. Здесь завязался наш роман, и здесь же он протекал: встречи в «Барнс и Нобл», короткие свидания у входа в метро или на зеленом газоне. И кончилось все тоже здесь. И, если говорить честно, с тех пор я немало времени проторчала тут, надеясь его увидеть. Странно другое, — хотя, возможно, не странно, а вполне закономерно: вижу его я в тот самый момент, когда, усталая и умиротворенная после занятий, я о нем совершенно не думаю.

Раньше мне часто приходило в голову, что я могу даже не узнать его, если вот так случайно встречу на улице, в толпе людей. На самом деле я узнаю его сразу же, еще за квартал, едва заметив алую шапочку и знакомую походку. Он идет прямо на меня. Я не видела его уже несколько месяцев, и внезапно мне становится трудно дышать, а в ушах начинает громко стучать кровь. Я низко-низко наклоняюсь к экрану мобильника и стою так, пока он не проходит. Мне не хочется встречаться с ним глазами, а он то ли не замечает меня, то ли притворяется, что не заметил.

Он живет в том же городе, в том же мире, что и я, только меня крутит в бешеном водовороте, а он спокойно качается на волнах. Он свободен. Я брошена. Я чувствую подступающую к горлу тошноту.

Когда моему брату было лет девятнадцать, он составил еще одно стихотворение из магнитиков:

Когда начнется приливИ заиграет музыка,

Я поплыву на корабле и буду смотреть киноИ, может быть, тогда я забуду тебя.

Всего девятнадцать лет… Откуда он мог знать это тогда? И как вышло так, что я узнала это только сейчас?

11

Я вешаю нож на гвоздь

— И сколько будет гореть эта свеча, столько мы будем вспоминать тебя здесь, во «Флейшере». Значит, приблизительно двадцать четыре или двадцать шесть часов.

— Гип-гип-ура-а-а-а!

Мы стоим тесным кружком посреди лавки через полчаса после ее закрытия и пьем шампанское из видавших виды фаянсовых кружек. Стол уже вымыт и протерт солью, грязные фартуки брошены в корзину, а моя кожаная шляпа лежит на сумке с собранными вещами. Сегодня мой последний день в лавке; я договаривалась, что полгода буду здесь ученицей, и вот сегодня этот срок закончился. Я уже дала объявление, что ищу новых жильцов для своей съемной квартиры, а дома меня ждет муж. Не на пару дней, навсегда.