Два дня спустя мы пережили первый шторм. Началось с того, что ветер совершенно стих и белые перистые облака, которые при пассате проплывали над вами в небесной синеве, были внезапно вытеснены черной грядой плотных туч, набежавших с юга из-за горизонта. Затем начались порывы ветра с самых неожиданных сторон, так что вахтенный Рулевой потерял всякую возможность управлять плотом. Как только нам удалось повернуть корму к новому направлению ветра и парус ровно и упруго надувался, сразу же порывы ветра налетали с другой стороны и парус терял свои гордые очертания, начинал полоскаться и хлопать по чему попало, подвергая опасности команду и груз. После этого ветер внезапно начал настойчиво дуть с той стороны, откуда надвигалась непогода. И когда черные тучи заклубились над нами, ветер усилился до свежего и постепенно перешел в настоящий ураган.
За невероятно короткий промежуток времени волны вокруг нас стали вздыматься на высоту пяти метров, а отдельные гребни с шипеньем неслись на высоте шести-восьми метров, так что они оказывались на уровне верхушки нашей мачты, когда мы опускались между двумя волнами. Все мы, согнувшись в три погибели, с трудом удерживались на палубе, а ветер сотрясал бамбуковую стену и свистел и завывал во всех снастях.
Чтобы предохранить радиорубку, мы покрывали брезентом заднюю стену и левую сторону каюты. Весь незакрепленный груз был крепко принайтован, а парус спущен и свернут вокруг бамбуковой реи. Когда небо заволокло тучами, океан стал темным и грозным и со всех сторон покрылся белыми гребнями. Длинные полосы безжизненной пены тянулись с наветренной стороны широких валов, и всюду, где волны обрушивались и разбивались, появлялись зеленые рубцы, которые еще долго пенились на иссиня-черном океане. Когда валы разбивались, их гребни уносило ветром, и над океаном соленым дождем висели брызги. Наконец начался тропический ливень, который хлестал по поверхности океана горизонтальными шквалами и скрыл все от нашего взора. Вода, стекавшая у нас с головы и бороды, имела солоноватый вкус. А мы, голые и замерзшие, скрючившись, продолжали, спотыкаясь, метаться по палубе и следить за тем, чтобы все снасти были в порядке и могли благополучно выдержать шторм. Когда мы заметили на горизонте первые признаки надвигавшегося шторма, а затем он стал приближаться к нам, на наших лицах можно было прочесть напряженное ожидание и беспокойство. Но когда он всерьез разразился над нами и «Кон-Тики» легко и бодро преодолевал все препятствия на своем пути, шторм превратился в волнующий вид спорта; мы все любовались бушевавшими вокруг нас стихиями, видя, что наш бальсовый плот, прекрасно справлявшийся с ними, все время держится, как пробка, на гребнях волн, а основная масса беснующейся воды все время проносится на десяток сантиметров ниже нас. В такую погоду океан во многом напоминает горы. У нас было такое ощущение, словно мы в бурю очутились под открытым небом на высочайшем горном плато, голом и сером. Хотя мы находились в сердце тропиков, всякий раз, как плот скользил вверх и вниз по клубящейся пустыне океана, нам казалось, что мы мчимся с горы среди сугробов снега и скал.
В такую погоду вахтенному рулевому следовало глядеть в оба. Когда самые крутые волны проходили под передней частью плота, бревна на корме совершенно выступали из воды, но в следующее мгновение снова опускались, чтобы затем вскарабкаться на новый гребень. Волны шли иногда так близко одна от другой, что задняя нагоняла нас, когда первая еще держала нос плота задранным кверху; тогда на рулевого с шумом низвергались целые потоки беспорядочно крутящейся воды, но через секунду корма поднималась, и вода исчезала, уходя между бревнами, как между зубьями вилки.
Мы подсчитали, что при обычном, спокойном море, когда самые высокие волны большей частью шли с промежутками в семь секунд, каждые сутки на нашу корму попадало около 200 тонн воды; но мы этого почти не замечали, так как вода спокойно растекалась вокруг босых ног рулевого и так же спокойно исчезала между бревнами. Но во время сильного шторма плот в течение суток принимал на свою корму больше 10 тысяч тонн воды, если считать, что каждые пять секунд на нее обрушивалось от нескольких десятков литров до двух или трех кубических метров воды, а подчас и значительно больше. Иногда волна налетала на плот с оглушительным, как удар грома, грохотом, и рулевой стоял по пояс в воде и испытывал такое ощущение, словно ему приходится идти вброд против течения по быстрой реке. Плот, казалось, на мгновение останавливался, содрогаясь, а затем огромная масса воды, придавившая его корму, уходила большими каскадами за борт.